Горький квест. Том 2 - Александра Маринина

Сергей отреагировал первым:

– То есть вы собираетесь задавать нам вопросы, чтобы понять, почему мы в пьесе отметили одно и не заметили другое? Так, что ли? Вы об этом не предупреждали. Я на такое не подписывался.

– Мы будем благодарны, если кто-то из вас согласится отвечать на такие вопросы. Но точно так же отнесемся с пониманием, если кто-то откажется. В этом вопросе у нас полная свобода, – он слегка улыбнулся и продолжил: – Свобода выбора. Одни люди готовы прикладывать больше усилий, чтобы помочь, другие – меньше, это нормально.

– А от того, кто сколько усилий приложит, зависит оплата? – спросил Тимур.

Вилен перевел взгляд на меня.

– Нет, – ответил я, – деньги, указанные в соглашении, получит каждый, кто дойдет до финала, независимо от объема помощи. А вот премия от этого объема зависит напрямую. Мы будем выяснять финансовые вопросы или все-таки начнем работать?

Руку подняла Евдокия. Редкий случай.

– Автор «Записок» называет себя трусом, подлецом и дураком. Кроме того, он недвусмысленно дает понять, что у него проблемы с алкоголем. Причины этого известны?

Ну, слава богу! Протеже Назара решила помочь вернуться в рабочее русло.

– Причины не известны, о них можно только догадываться. Проблемы с алкоголем действительно были, во всяком случае, таково заключение наших специалистов – доктора и психолога, в записях матери Владимира об этом тоже упоминается. Что же касается «труса, подлеца и дурака», то это нам как раз и предстоит выяснить. Вернее, не выяснить, а попытаться хотя бы приблизительно реконструировать. Мы все будем придумывать и обсуждать версии, которые объяснят, почему в текстах Горького Владимир Лагутин обращал внимание на конкретные места, почему соглашался или не соглашался с автором и его персонажами и что могло бы происходить в его жизни, из-за чего он написал именно то, что написал, и именно так, как написал.

Сергей вроде бы немного успокоился. Но до чего же сильна у него постоянная готовность подозревать всех и каждого!

– Я бы, наверное, тоже запил, если бы меня запихнули в институт насильно и заставили работать там, где я не хочу, – заявил он. – В общем, неудивительно, что у него были проблемы с алкоголем. Даже представить себе не могу, как можно человека заставить получать образование, которое он получать не хочет. Били его, что ли? Или наручниками к батарее приковывали?

– Если вам действительно интересно, как именно заставляли в те времена, то Галина Александровна ежедневно с семнадцати до восемнадцати часов будет проводить занятия по культурологии, на которых подробно расскажет, как люди жили в советской стране в семидесятые годы. Посещение занятий не является обязательным. Те, кому интересно, могут приходить к семнадцати часам в эту комнату.

– Ну, зачем такой официоз, – рассмеялась Галия. – Пусть приходят ко мне на первый этаж, у меня теперь роскошные хоромы, целых три комнаты на меня одну. Посидим, чайку попьем с печеньем или с карамельками, поговорим.

С грехом пополам мы кое-как обсудили «Записки» и разошлись. Ничего, первый блин всегда бывает комом, кажется, так говорят в России. Завтра Вилен проведет первое тестирование, чтобы выяснить, чем отличаются друг от друга те, кто хотя бы в чем-то совпал с Володей Лагутиным, и те, кто не совпал ни в чем. А там посмотрим, как пойдет.

* * *

Ирина на ужин не пошла, сославшись на необходимость хотя бы иногда соблюдать диету.

– Разнесло меня в последнее время, – пожаловалась она Дуне, – набрала килограммы, а на толстушек в нашей профессии спроса почти нет. Ты сходи поешь, а я кино посмотрю.

– Принести что-нибудь? Может, бутерброд или салатик? – предложила Дуня.

– Ни в коем случае! Я ж не выдержу, у меня воля слабая. Как съем первый кусочек – так и начну мести все подряд. Иди, а я кино посмотрю, отвлекусь от мыслей о еде.

– Что будешь смотреть?

– Выберу что-нибудь, тут, – она кивком головы указала на тумбу под телевизором, – старых фильмов полно.

Ирина сама предложила, чтобы Дуня не обращалась к ней на «вы», и Дуню это вполне устраивало. С актрисой ей было спокойно и уютно, Ирина очень точно чувствовала состояние и настроение Дуни, хотя причин не знала. Кажется, это называется «чувствовать партнера»…

Дуня сходила в столовую, обрадовалась, что есть свободный стол и можно ни к кому не подсаживаться, поужинать в одиночестве. Вести разговоры ей не хотелось. И вообще не хотелось разговаривать ни с кем и ни о чем. Хотелось только молчать. Каждое слово давалось ей с трудом и, казалось, отбирало последние силы. После сегодняшнего обсуждения она чувствовала себя измотанной и ослабевшей.

Руководителям и сотрудникам еду приносила Надежда Павловна, все остальные должны были получать свои тарелки на кухне и уносить на пластмассовом подносе. Руководителям – Уайли и Назару Захаровичу – всегда подавали в дальнюю комнату, прочие же «старшие» вольны были сами решать, где питаться, но если предпочитали устраиваться там же, где участники, то и подносы с едой приносили сами.

– А Ирочка что же не пришла? – спросила Надежда Павловна, накладывая в тарелку нечто под названием «бифштекс с яйцом».

– Худеет, – коротко пояснила Дуня.

– На гарнир что положить, макароны или гречку?

– Давайте гречку. Только без подливки, если можно.

Надежда Павловна внимательно посмотрела на нее.

– Бледная ты какая, Дуся… Не болеешь?

Никто никогда не называл ее Дусей, и слышать такое обращение было непривычно и почему-то неприятно. Но возражать не было сил. Ладно, пусть будет Дуся, какая разница?

– Или устала? – продолжала заботливо выспрашивать Надежда Павловна. – Я так поняла, что у вас сегодня был напряженный день, начальники наши тоже не приходили, попросили им на пятый этаж подать. Ну, они-то ладно, они в возрасте, могли и устать. А вы-то, молодежь, чего скисли?

Почему-то Дуне вспомнились слова Татьяны из «Мещан»: «Я навсегда устала… на всю жизнь устала». Именно это она сейчас и чувствует. Может, зря Дуня присоединилась к тем, кто считает Татьяну неприятной личностью? Может, эта девушка, ее ровесница, действительно обессилела, как и сама Дуня?

– Устала, – равнодушно согласилась она и, поблагодарив повара, унесла свой поднос с тарелкой и стаканом какао. Стакан был граненый, а на поверхности напитка плавала противного вида пенка.

Есть не хотелось совсем, но Дуня дала Ромке честное слово не голодать и не пропускать завтраки, обеды и ужины. «Тебе нужно набираться сил, – твердил он. – Организм должен точно знать, что три раза в день в одно и то же время он получит еду, тогда он расслабится и перестанет экономить энергию. До тех пор, пока он в этом не уверен, он старается не тратить энергетический запас, а то вдруг еще долго ничего не дадут… Как только он начинает экономить, у тебя заканчиваются силы. Организм – это компьютер, при отсутствии питания он уходит в спящий режим. И очень не любит, когда его пугают стрессами или голодом». Откуда у Ромки в голове возникла такая теория – непонятно. Но он стоял на ней твердо и непреклонно. Хотя как знать… Возможно, теория правильная. Дуня с ним не спорила, просто пообещала делать, как он велит. Она не кривила душой, когда на собеседовании в мае сказала, что готова хоть полы мыть, хоть нужники чистить, да она на самом деле готова была хоть дохлых мышей есть, лишь бы выправить ситуацию и снова стать той Дуняшей, которую любил самый лучший на свете мужчина, ее Ромка. Если для этого нужно давиться, но есть три раза в день, она будет давиться и есть.