Пепел и перо - Рэйчел Кейн

одинаковых стульев, стоящих напротив стола. Стул, который занял Томас, оказался для друга достаточно большим. – Книги?

– На подходе, – сказал Джесс. – Дарио с Халилой их принесут.

– Хорошо. – Отец откинулся на спинку кресла и внимательно на них посмотрел. Его улыбка выглядела теплой, однако глаза были холодными, как камешки на дне покрытого ледяной коркой озера. – Как я понял, вы построили для несчастных жителей Филадельфии печатный станок. И он работал.

– Построили, – сказал Томас. – Работал. – Его сумка была при нем, и он вытащил из нее копию чертежей, которые набросал на корабле. – Вот что мы построили. Разумеется, мы можем сделать лучше.

Каллум взял бумаги и сурово на них посмотрел. Джесс узнал этот отцовский хмурый взгляд. Наверняка это была лишь показуха, чтобы добиться лучших для себя условий в переговорах. Отец так старательно щурился, что Джесс сомневался, что тот вообще видит, на что смотрит.

– Не похоже на то, что способно изменить мир. Вы ведь это обещали?

– Да, – сказал Томас. – Если предоставите мне инструменты, мы с Джессом построим для вас машину. Но нам понадобятся материалы. Я напишу список необходимых.

– Ну, тогда делайте. – Каким-то образом Каллум умудрился произнести слова так, будто Томас уже не справился. – Ты находишь моего сына дельным помощником или нужен кто-нибудь с подготовкой получше?

Томас поднял глаза, и впервые его улыбка, кажется, одеревенела, а голубые глаза потемнели.

– Я не совсем вас понимаю, мистер Брайтвелл, – сказал он. – Вы не считаете, что ваш сын достаточно хорош для подобной работы?

– Полагаю, он достаточно талантлив, но…

– Он достаточно талантлив, – сказал Томас. – И мне больше никто не нужен.

Впервые на памяти Джесса па не подготовил ответа на подобный случай. Он раскрыл было рот и с любопытством посмотрел на Томаса, а потом покачал головой.

– Если вы довольны, – сказал он наконец, – то хорошо.

Томас поднялся на ноги и забрал чертежи, чем изумил Каллума и – стоит признаться – удивил и самого Джесса. Это был смелый поступок. Поступок, который Каллум явно хотел оспорить, однако потом решил смолчать.

– Когда вы можете начать проектировать свое чудо? – спросил он.

– Как только мы договоримся, – сказал Томас. – Вы, как я понимаю, переговоры вести умеете. Так что же можете предложить?

– Вы не считаете, что возможность скрыться от библиотечных солдат и архивариуса уже сама по себе является достойной оплатой? Вы задаете себе высокую цену, профессор.

Томас одарил его доброй и в то же время пугающей улыбкой.

– Не себе, сэр, – ответил Томас. – А знаниям, которыми я могу поделиться, да. Жизням своих друзей, да. Будущему Библиотеки… да. Вот чему я задаю высокую цену.

Каллум покосился на Джесса, сказав:

– В последнюю нашу встречу он был наивным оптимистом. Ты на него плохо влияешь.

– Он прав, – сказал Джесс. – То, что у нас есть, ценно. Анита предоставила нам безопасную дорогу сюда. А что можешь предоставить ты?

– Покой и убежище! Место, где можно проводить эксперименты, какие бы вы там ни проводили за любые деньги, если я могу разделить с вами открытия! Разве этого недостаточно?

Томас не ответил. Он предоставил это Джессу, что было разумно.

– Нам понадобится способ вернуться в Александрию, – сказал он. – Безопасный и тайный. Это часть сделки, и уйдем мы, когда захотим.

– Сколько из вас уйдет?

– Все.

– Это глупо, – сказал отец. – Тащить друзей обратно в лапы палачей. Если только у вас на уме нет плана помасштабнее?..

– Можем обсудить это позже, – сказал Джесс. – Мы с Томасом построим для тебя печатный станок в уплату за наше безопасное пребывание здесь. Томас также получит возможность построить все, что захочет, и ты заплатишь за все материалы. Оплату за чертежи мы обсудим.

– Оплату!

– Я точно знаю, сколько денег ты на этом сделаешь. – Джесс медленно улыбнулся. – Неужели ты и правда рассчитывал, что мы предоставим тебе все бесплатно, па?

Каллум уставился на него на миг, а потом совершенно внезапно рассмеялся. Он хлопнул ладонями по столешнице, причем так сильно, что бумаги взмыли в воздух от удивления, а через мгновение приземлились обратно.

– Мой сын, – сказал Каллум. – Я некогда думал, что из тебя ничего дельного в нашем бизнесе не выйдет. Быть может, в этом я ошибался.

Краем глаза Джесс видел, как Томас вздрогнул от такого непринужденного оскорбления; семья Томаса была иного сорта, и подобные слова его обидели вместо Джесса. Однако больше никто этому особого значения и не придавал. Вырасти в доме Брайтвеллов – значит быть готовым, что тебя будут хладнокровно судить, оценивать, обучать, бить и поправлять. Не поощрять.

По мнению Каллума, это был самый что ни на есть настоящий комплимент.

– Так мы договорились? – спросил Джесс.

Его отец потянулся за листком бумаги, который положил перед собой, и что-то написал. Размашисто подписал. Протянул ему вместе с ручкой.

– Подпиши, – сказал он.

Джесс посмотрел на текст, который написал отец. Сформулировано все было безупречно и, разумеется, в пользу отца, однако это имело мало значения. Джесс кивнул и подписал. Отец забрал ручку с листком, запечатал документ воском и спрятал в ящик стола, в котором, скорее всего, лежали сотни подобных соглашений, и лежали десятками лет.

– А теперь, – сказал Каллум и откинулся на спинку кресла. – Полагаю, вам захочется отдохнуть в удобной постели. Ужин будет в восемь в малой гостиной, вас позовут. Одежда есть в комнатах. Пришлось подбирать размеры наугад, но думаю, наши портные справились вполне достойно. А теперь идите. У меня есть другие дела.

Каллум уже достал стопку бумаг и начал их перебирать, абсолютно их игнорируя. Джесс пожал плечами, когда Томас растерянно на него посмотрел.

Вот какой встречи Джесс с самого начала и ожидал.

Вместе они вышли и закрыли за собой дверь кабинета отца, Джесс ничего не говорил. И ничего не чувствовал на самом-то деле, пока не покосился на лицо друга и не увидел там гнев.

– Не хочу тебя обижать, Джесс, но твой отец – полный дурак, если так мало тебя ценит. Он всегда с тобой так обращается?

Вопрос был странный, и Джесс лишь пожал плечами, сказав:

– Полагаю, и у него бывают душевные порывы заботы. Или вроде того, его настроение колеблется между добродушным безразличием и парой пощечин, когда он считает, что должен показать, кто в доме главный.

Томас смотрел на Джесса как-то диковинно.

– Это неправильно, знаешь, – сказал он. – Отец не должен быть таким холодным.

– Знаю, – ответил Джесс. Выдавил из себя усмешку и задумался, а вышла ли она такой же фальшивой, какой ощущалась. – Но что тебя не убивает, как говорится, да?

Томас покачал головой.

– Ты силен ему вопреки, – сказал