Игра колибри - Аджони Рас

– Да, часть воспоминаний и ассоциаций у Алисы, видимо, связаны с водой, – скрывать что-либо от доктора и агента я уже не видел смысла, и слова полились из меня свободно, словно на исповеди. – Она была просто соседской девочкой, а я эмигрант. Я ладил и с ней, и с ее родителями. Обычная история в общем-то, если бы в один прекрасный день я не увидел ее в бассейне. Темнокожая, такая юная и красивая, такая необычная… это было откровением для меня, оно и взбудоражило, и испугало. Я не какой-нибудь извращенец, я люблю нормальных женщин! И следующие несколько лет я учился не замечать ее, не замечать женщину в ней. Долгие годы при встрече не смотрел в глаза, глядя на лоб, на ключицу, но только не в глаза, которые и так снились ночами, и не на грудь, все больше выделяющуюся под одеждой.

Патрик и Виктор стояли чуть в стороне, слушая исповедь спокойно, выказывая на лицах понимание и мужскую солидарность, но отвечать что-либо не спешили. Патрик сунул руки в карманы шорт и смотрел себе под ноги, как провинившийся школьник, а Виктор разглядывал игру солнечных бликов на потревоженной ветром воде.

– Потом она пропала на какое-то время, учеба, работа, дела, – продолжал я, – пока в один прекрасный миг Роуз не развелись, а вскоре Вирджиния оставила дом Алисе, переехав поближе к работе. Так я вновь увидел ее, так она вернулась в мою жизнь уже женщиной, полностью вызревшей, налившейся мудростью и силой. Женщиной, которую я полюбил еще больше и уже не смог выкинуть из головы. Алиса заполнила все внутри меня, вытеснив прежнюю робость, боязнь женщин как таковых и заставив вспомнить, что я мужчина. Эти чувства оказались столь сильны, что, когда она оттолкнула меня, прогнала не как Адама Ласку, соседа по дому, а именно как мужчину с претензиями на ее тело и душу, я чуть не сошел с ума. Может быть, в итоге и сошел бы, не случись того, что случилось, не знаю.

– Ты признался ей, но предложил ли что-то большее, чем слова? – спросил Виктор. – Какой-то реальный план на будущее? Или, как все русские парни, ввязался в драку, надеясь потом разобраться с деталями?

– Нет, – тихо ответил я, – мне, честно сказать, даже в голову не пришло… Я, как баран, пер напролом, ожидая услышать, что нужен ей. Разве не это главное? Если бы она любила, мы бы все устроили, все обсудили…

– Ты мог бы предложить ей десять вариантов, как вам быть вместе, но она отвергла бы их один за другим: женщины не могут принимать решения в одну секунду! – Патрик провел рукой по волосам, словно успокаивая себя. – Даже королевы умудрялись быть с любимыми, а это при живом муже и десятке шпионов. Ты не потрудился все продумать, – не успокаивался Патрик.

– Может, и так, но, чтобы быть вместе, необходимо прежде всего желание… быть.

– Вот именно! Этого ты и не понимаешь! Мужик любит без условий, нам терять нечего, а женщине нужен сначала план отхода. Для них первым идет вопрос «Как?», а вторым – «Зачем?».

– Осталось понять, а нужен ли ей этот самый план?

– А вот женщины, отвечающие на подобные вопросы, ходят по воде и превращают воду в вино! – Патрик усмехнулся и надолго задумался о чем-то своем.

Это был хороший пинок под зад. Конечно, он запоздал, но внутри теплилась надежда, что, когда все закончится, я смогу вернуться к нашему разговору, смогу найти нужные слова и обсудить все до мелочей. Ну а пока я должен был найти ее, найти мою Алису, мою девочку, мою Роуз. Я встал, в несколько шагов преодолел расстояние до бани и, открыв дверь, вошел в предбанник с деревянными скамьями, вешалками в углу и чайным столиком в центре.

Сердце бешено заколотилось от предвкушения того, что я, как мне казалось, сейчас увижу, и, повинуясь этому своему похотливому желанию, затмившему на миг стремление спасти мою Али, я притворил за спиной дверь и вдохнул еле уловимый запах меда. В этот раз цвета остались прежними, лишь запахи, которых я не ожидал здесь ощутить, заполнили сознание. Вот голоса, их я различил не сразу, особенно свой голос из парилки. Он показался фальшивым, с деланой бодростью, нарочито громкий и с лживыми нотками веселья.

Я приоткрыл дверь в пустую парилку и увидел себя. Раскрасневшийся, с натянутой улыбкой, наигранной и неестественной, я был так наивен, что стало не по себе. Ревность читалась на лице, будто выведенная маркером на лбу. Я посмотрел в сторону чайного столика и в следующий миг буквально кожей ощутил прикосновения пытливых рук ниже пояса. Кен, дыша в лицо соусом для барбекю, прижимал меня к двери, запустив руку в трусики. Я изо всех сил сомкнул веки, мысленно приказывая себе стать сторонним наблюдателем, и, когда через несколько секунд разомкнул веки, увидел, как он, отодвинув тонкую ткань в сторону, гладит Алису между ног.

– Вы не закрыли дверь, – раздался мой голос из парилки.

– Хорошо, – сдерживая смех, прокричала Алиса, пытаясь оттолкнуть настойчивого Кена.

Дверь слегка скрипнула, и Алиса, запрокинув голову, еле слышно сказала:

– Что ты делаешь? Сумасшедший, потерпи немного…

– Я видел, как этот ублюдок на тебя смотрит, – склоняясь у нее над ухом, прошептал Кен. – Будь его воля, он бы всадил мне пулю в башку, а тебя утащил к медведям, в берлогу.

– Даже если так, это не повод заниматься этим здесь и сейчас. – Она попыталась убрать его руку, возвращая ткань купальника на положенное место, но Кен был настойчив.

– Ты моя, слышишь? Моя! Если у тебя что-то с ним было, я хочу знать! – Он склонился к ней еще ближе и теперь смотрел то на ее губы, то прямо в карие глаза, затуманенные от настойчивых прикосновений.

– Ты псих? – прошипела она в ответ. – Он мне в отцы годится… Я со старперами не сплю, ясно? Я девочка капризная.

– Знаю я, какая ты капризная. У тебя были мужчины и постарше. – Он вновь заглянул в глаза Алисе, касаясь носом щеки. – Джимми Джой и этот хер, Доминик, они постарше будут…

– Заткнись, Кен. – Она закатила глаза и, перестав мешать ему делать начатое, слегка согнула ноги в коленях, отведя ягодицы назад.

Я стоял за его спиной и смотрел в сторону, на знакомую до крика ключицу Алисы, самую кривую кость в человеке, такую же кривую, как моя любовь к этой женщине. Это оказалось вовсе не возбуждающим зрелищем, а, наоборот, было сродни посещению казни или родов. Два откровенных момента в жизни человека, когда зрители не особо нужны. Пошатываясь, на ватных ногах я вышел из сауны и уселся прямо на пороге, не решившись досматривать представление до конца.

– Ты хотел найти там Октября? – поинтересовался Патрик, играя мышцами на скулах.

– Нет, – спокойно ответил я.

– Ты угробишь себя, Адам! Слышишь меня? Угробишь! Ни один мужик не захочет видеть такое! Ни один! Мы спрашиваем о прошлом, да! Как же без этого? Но лишь затем, чтобы ничего не услышать в ответ. Иначе эти бывшие, все эти бывшие! – Он повысил голос. – Они будут в постели вместе с тобой. Так работает мозг мужчины. А ты лезешь на баррикады… Зачем?

– Я хочу увидеть… – Ответ уже был у меня на языке и, немного подумав, я все же произнес его: – Я хочу увидеть, стоит ли умирать из-за нее, если придется…