Рассекающий поле - Владимир Козлов

Я быстро заснул. Ну и что же мне снилось, как думаешь? Невозможно угадать. Во сне я ехал в поезде с верблюдом, который спал в купе на верхней полке. При этом хвост, который оттуда свисал, был черным и собачьим. Я с кем-то переговаривался в проходе, советовался, как мне ссадить животное в Волгодонске, когда мы будем проезжать прямо в одном квартале от нашего дома на 50 лет СССР, по частному сектору. И тут я вижу, что человек, с которым я разговариваю, – это мой одноклассник, кореец Олег, который как раз в том районе живет. Его лицо отчего-то потное и усталое, он смотрит на меня с большим недоверием – и я внезапно понимаю: он догадался, что я хочу этого верблюда сожрать. Само это мое намерение стало таким открытием для меня, что я проснулся.

Я не знаю, зачем это снится и что в этом понимать. Можно сказать разве что: это инобытие обнажает то, как быстро могут меняться правила игры. Что – верблюда в поезде быть не могло? Конечно, мог. Что – верблюд не мог быть странным, с собачьим хвостом? Да что мы знаем о верблюдах, в конце концов? Да, такой вот верблюд – не нравится, поищи другого. Что – неужели невозможно себе представить, чтобы я намеревался употребить его в пищу? Нет, я, конечно, здравомыслящий человек и понимаю, что ситуация ненормальная. Но именно в силу здравомыслия я понимаю, что она не из сферы невозможного. И сложись все несколько иначе, она могла бы иметь место.

Это был лес под Брянском. Накануне на обочине меня высадил грузовик, который вообще-то шел в город. Я сам попросил высадить перед городом, потому что не мог придумать, что мне делать в незнакомом городе поздно вечером. В лесу спокойнее.

Я был излишне самоуверен, планируя дорогу назад. Мне, видите ли, показалось скучным возвращаться той же дорогой. Мол, чего я там не видел. Я взял карту и набросал новый маршрут – от Питера резко на юг, в сторону Великих Лук и Брянска через Смоленск. А под Брянском планировалась остановка. Когда я еще окажусь на родине моих родителей, откуда меня увезли в три года? Когда я еще побываю в лесистой стране моего младенчества? Дятьково – городок в сорока пяти минутах от областного центра. Городок с хрустальным и мебельным заводами, и лесом, лесом…

Когда покупал билет на Витебском вокзале, день начинался жаркий, редкий в этих краях. Купил по испытанной схеме билет на полдороги, причем в общий вагон. Никогда до этого не видел общих вагонов. Сиденья с затертыми до блеска матерчатыми чехлами, с крутым запахом блевотины и перегара еще до отправления. Я высидел там, пока поезд не тронулся, встал и уверенно прошел в другой вагон с вещами. Следующий был плацкарт, а за ним – полупустой купейный. Я зашел в купе у туалета, залез на верхнюю полку и улегся безо всякой постели на обитое бордовым дерматином дерево. Провалился почти сразу. Проснулся через час, посмотрел на часы; нет, возвращаться рано.

Главное, что бросилось в Великих Луках, – почти полное отсутствие людей. Я точно не знал, как двигаться дальше, и прошел в здание вокзала. После семиминутного изучения расписания я с ужасом понял, что через три минуты на этот вокзал придет поезд, который идет на Витебск, а потом почти двое суток не будет больше вообще ничего. Витебск был в Белоруссии. Туда я совсем не собирался. А поезд уже объявляли. Я пытался соображать быстрее. Главной проблемой были деньги. У меня оставалось с собой 124 рубля, о покупке билета на поезд не могло быть и речи. А поезд уже показался. Стоянка – три минуты. Это то время, за которое мне нужно проникнуть на поезд с минимальными денежными потерями.

В первом вагоне тетка меня просто послала. Я побежал к следующему, понял, что неправильно заговорил. Второй заявил с ходу: «Возьмите до Витебска, у меня только двадцать четыре рубля». Было видно, что женщина поддалась, но сказала: «У меня все занято, беги в следующий». В следующем сделал точно так же и получил место в купе с двумя армянами, которые ели воблу и запивали ее пивом из открытых бутылок. Я поздоровался и присел на нижней полке. Они вели свой неторопливый разговор. Я постепенно успокаивался, в глотке пересохло совсем. Неожиданно для самого себя я не выдержал и попросил отхлебнуть пива. Армянин проглотил кусок, посмотрел на меня и сказал медленно:

– Ну, если не брезгуешь… – и протянул бутылку.

Я не брезговал. Но сделал несколько глотков и почувствовал прилив то ли стыда, то ли обиды, что те сами не предложили. Поблагодарил и вышел из купе в коридор. Долго смотрел в окно, почти до самого Витебска. И была неожиданная усталость, ощущение, что фарт ушел, а до дома еще далеко. «Какой еще дом? – оборвал сам себя. – Твой дом там, где ты, – напомнил себе привычную фразу, – наслаждайся».

А в Витебске были «зайчики» – местная валюта. Не потерять при размене было невозможно. Пришлось менять всю свою последнюю сотню. Я прошлялся часа два в окрестностях вокзала, нашел столовку. Было уже не до достопримечательностей. Я был в состоянии пути, в котором любая остановка – задержка.

А электричка в Смоленск была переполнена. Я еле влез в вагон, стоял в толпе около тамбура. В толпе видел девичье лицо необыкновенной, какой-то белорусской красоты – вот на нем и отдыхал. В Смоленск я должен добраться почти к семи вечера. Запас времени очень небольшой.

Смоленск пролетел в окне автобуса. Только и успел подумать о том, что сюда надо будет вернуться.

А на трассе за городом не было машин. Такой вот сюрприз. Кто бы мог подумать.

Я шел вдоль обочины, а автомобили меня не догоняли. Мне стало смешно. Сюжет сентиментального путешествия приобрел зловещие интонации. Передо мной стояло пространство, в котором можно сгинуть. И я – делать нечего – шел в самую его глубь. А через полчаса остановилась единственная фура – и довезла прямо до Брянска. Везде есть жизнь – я и сам тому доказательство. Я попросил высадить меня, не доезжая до города, – и отправился ночевать в лес.

Утро было солнечным. Я достал из сумки неприкосновенную банку кильки в томатном соусе, быстро вскрыл ее ножом и за пять минут съел с куском хлеба. Мы с едой умеем договариваться, в наших отношениях обходится без фанатизма. Вынул пластиковую бутылку с водой и почистил зубы, затратив не более трех горстей влаги. Общежитие научило – до девятого этажа очень плохо доходит вода.

Вышел из лесу и, еще не дошел до обочины дороги, как увидел, что ко мне приближается милицейский автомобиль. Присмотрелся – пост ГИБДД буквально в сотне метров. Удачно я высадился ночью. Командир представился и попросил документы. Я беззаботно вынул из сумки студенческий билет. Других документов я в дорогу не брал. Спросил, что я, студент Ростовского государственного университета, здесь делаю. Я сказал, что после сессии приехал навестить родственников. Где? Здесь неподалеку – в Дятьково. Кстати, не подскажете, как удобнее добраться до автовокзала? Подсказали, между прочим.

А на автовокзале, где я под навесом дожидался автобуса, на меня нагадил голубь. На светлых джинсах в районе бедра стекла гигантская капля жидкого дерьма. Я выругался – а самому смешно: вот уж к чему не готовился. Как, право, слаб и уязвим человек. Соседи по остановке отворачивались, чтобы не показать своего смеха. Я пошел и нашел на вокзале какую-то ржавую раковину, пытался смыть добро, вымочил штанину напрочь. Хорошо, подумал, встречает родина. И тут же: а ты чего хотел? – забытая все-таки и брошенная. Да, вот так, между делом, я решил заглянуть в мир, из которого вышли мои родители, где родился и рос первые годы я сам, где не был с конца восьмидесятых, когда меня еще отправляли сюда к бабушке на лето. В автобус я садился с тяжелой душой – но больше от навеянных голубем предчувствий, чем от глубоких переживаний.