Рассекающий поле - Владимир Козлов

А потом я сделал то, чего ждал едва ли не более всего, – я отправился в лес.

3

На самом деле даже не знаю, чего меня понесло в Волгодонск. Было же понятно, что наш дом слишком далеко, чтобы быть задетым. Хотя мама сказала, что от хлопка в шесть утра проснулась и она. Но, видимо, нужно было вдохнуть воздух посетившего нас исторического события. Чужая, далекая реальность каким-то образом отыскала наше забытое богом место на карте страны. Это был как будто привет из большого мира. Появилось стойкое ощущение, что от него уже не спрятаться. Или просто не надо прятаться – нужно учиться с ним жить.

Я шел в легких сумерках от вокзала к дому по совершенно вымершему городу. Ничего в нем не могло измениться за время моего трехнедельного отсутствия. Но теперь он выглядел голым, запущенным и жалким – как декорации к какой-то несостоявшейся жизни. Часы на фасаде вокзала, на которых зимой и летом без пяти минут четыре; зассанный подземный переход, в котором даже никто не торгует; чудовищная, кисти примитивиста, афиша единственного кинотеатра, которую под новый фильм каждый раз рисуют от руки; рассыпающиеся от времени бордюры, глядящие в разные стороны, как зубья разведенной пилы; темный филиал Новочеркасского политеха, в который здесь некому поступать; глубокий фонтан перед ним, в размерах которого еще читается масштаб былых атомщиков, но в нем уже лет десять нет воды и все больше мусора; трава, прорастающая сквозь еще советскую тротуарную плитку… Когда здесь ходили люди, это все можно было не замечать. Издалека я видел черный провал своего подъезда с настежь открытой, никогда не запиравшейся дверью. Взорвать этот дом было бы так же легко, как навалить кучу в подъезде.

Я два года жил без телевизора, газет никогда не читал – я не очень общественное животное. Поэтому когда я сел у мамы перед голубым экраном, немного даже офигел от того, что происходит в мире. Я слышал, конечно, что в Москве что-то взорвали, что погибли люди, но что, сколько и как… А в газетах подробности. И про то, что спикер Госдумы Селезнев о взрыве в Волгодонске 16-го сказал в понедельник утром 13-го – значит, знал. И про «чеченский след», и про то, что там не только чеченцы, и про то, что вся операция спланирована ФСБ, чтобы при народной поддержке ударить из всех орудий по сепаратистам. И про то, как легко в центр Москвы, не говоря уже о таком захолустье, как Волгодонск, доставить грузовик взрывчатки. И о том, как легко оказать невольную помощь террористам. О том, что враги среди нас.

Жилой микрорайон, в котором случился взрыв, назывался В-У. Новый город вообще выглядит как схема еще не построенного города. Волгодонск действительно недостроен. Рассказывают, что город строился из расчета на полумиллионное население. И первым делом возводили заводы и жилье. Так и выглядит сейчас Новый город – ни парков, ни деревьев, если не считать саженцев, ни школ с детскими садами – даже магазинов нет, не успели построить. Одни панельные девятиэтажки на фоне тянущегося на половину горизонта бирюзового корпуса «Атоммаша». И имена микрорайонам не успели дать – сплошные В-6, В-8, В-16…

Взрывная волна повредила более сорока домов. Жертв могло быть гораздо больше – как при взрыве в Москве на Каширском шоссе. Там рванули мешки с гексогеном в подвале одного из многоквартирных домов – и от него ничего не осталось. Тут же в шесть утра был взорван грузовик, припаркованный рядом с домом. И полторы тонны взрывчатки в тротиловом эквиваленте громыхнули в открытом пространстве. Двигатель грузовика пробил несколько квартир в соседнем доме. Стальные двери в нескольких окружающих домах повылетали вместе с рамами в подъезды. Оконные конструкции с мясом падали прямо на людей, спящих на больших семейных кроватях под окнами. Стекло крошилось на неравные куски и, падая, резало все, что стояло или лежало на пути. Все, что в квартирах стояло неплотно, было сорвано – цветы в горшках, коробки на шифоньерах. Сами шкафы складывались, как картонные, рассеивались в пыль серванты с хрусталем. Паника и голые ступни в многочисленных порезах. Развороченные кухни с плачущими детьми, которых то ли обнять, то ли собирать в школу. Бывшие военные, которые в семь утра торжественно выходили на свои кухни в форме со всеми наградами. Некоторые приближались к проему наружу, оставшемуся после окна, и смотрели на место взрыва с высоты седьмого этажа. Они видели перед собой воронку диаметром пятнадцать метров, полную водой – под землей шла канализация и водопровод. Это значит, что воды в этом районе больше нет, свет кое-где остался. Постоянный хруст стеклянного песка. И ужас: новая реальность взяла людей беззащитными, выхватила из сна, они еще не готовы. Они стараются взять себя в руки, но они не готовы. Количество людей, подорвавшихся в этот день, – под двадцать тысяч человек. Фантастический радиус поражения.

«Теракт», «террорист» – это были какие-то новые слова. В них был какой-то новый смысл, который не был до тех пор проговорен с такой внятностью. Террорист действует в отношении мирной жизни. Это она – его враг. И мы не знаем, кто он. И каждый выпуск новостей нас приучает к мысли, что врагом может оказаться кто угодно, что никто не защищен в необъявленной войне с миром. И вот это ощущение реальной незащищенности как будто выводило на первый план те мои заветные мысли, которые еще вчера мне самому иногда казались капризом небитого человека, бунтующего под мирным небом.

Я пошел к Павлику. У него заседал целый штаб – отец Дмитрий Николаевич с благородной аристократической сединой, большеглазый муж сестры Славик с объемом бицепса в сорок три сантиметра, сам худощавый сутулый Павлик с отросшими усиками, тревожно молчащие женщины. Этот дом быстро самоорганизовался, потому что в нем был смотрящий. В Ростове в старых домах такими людьми становились опытные, часто посидевшие авторитетные люди, знающие понятия. А этот город был слишком молод для того, чтобы авторитеты могли держаться на репутации. Силой были бандиты, менты и сотрудники частных охранных предприятий, состоявшие из тех и других. Официально милиция была очень слаба, она ничего не могла сделать, но там оставалась взаимовыручка, подкрепленная табельным оружием. Один такой скромный капитан, ездивший на «девятке», но тренировавший будущих бойцов в школе милиции, и координировал население многоквартирного дома. Обычный гражданский дом с «крышей» – всем было ясно, что дому очень повезло. В большинстве остальных невозможно было найти желающего собрать с жильцов деньги на дверь в подъезд.

Люди приняли решение дежурить возле подъездов, дежурить под двое. Смена караула – в четыре утра.

– Заметили – ни одного чурки сегодня на улице нет, – хохотнул Славик, – попрятались черножопые.

– Там вообще никого нет, – заметил я.

– Слава, не матерись! – одернула сестра.

– Тут с утра местная братва уже поорудовала. У нас же кто здесь самые организованные структуры? Правильно. Так вот, сегодня они занялись наведением общественного порядка, оказывают посильную помощь правоохранительным органам – но, конечно, своими методами. Всех левых фраеров, незнакомых чучмеков – в багажники и в лесополосы. Ты знаешь, сколько их сегодня из города вывезли?

– Откуда знаешь?

– Знающие люди сказали.