Сага о халруджи - Вера Александровна Петрук

из темноты влажную каменную кладку, паутину, крупных, размером с кулак, насекомых, хищно поблескивающих хитином. Повсюду тихо, потому что стены такие толстые, что внутри них можно кричать, надрывая глотку, и все равно никто не услышит. На кладбище и то было легче.

Двое стражников долго вели Дэйру по бесконечному коридору, который плавно опускался вниз, местами превращаясь в лестницу, а местами в покатый спуск, где приходилось держаться за каменную кладку, чтобы не поскользнуться на дурно пахнущих ручейках, текущих вдоль стен. От них пахло дерьмом и кровью. На крыс она перестала обращать внимание уже давно. Толстые, размером с мелкую кошку, эти твари жадно следили за тремя людьми, которые осмелились вторгнуться в их царство. Когда Амрэль предложил свидание с матерью, Дэйра ожидала, что Ингару приведут в его кабинет, но она плохо знала Лорнов. Ей не раз закрадывалась в голову мысль, что светлый князь обманул ее и, на самом деле, давно знал, кто виноват в пропаже графа и королевского груза. Может, и не было никакой Ингары Кульджитской в этом подземелье, и сейчас Дэйра добровольно шла к своей будущей камере.

Она почти убедила себя, что стражники насильно втолкнут ее в клетку, и когда они остановились перед дверью в одной из низеньких ниш, то почти оглохла от грохота собственного сердца. Шум в ушах мешал думать, во рту стало сухо, а пальцы трусливо дрожали. Она не хотела в тюрьму. И еще меньше хотела, чтобы за этой дверью на самом деле оказалась ее мать, герцогиня, которая имела официальный статус ее родительницы, но с которой ее связывало еще меньше теплых чувств, чем с Поппи.

— У вас десять минут, — пробубнил охранник и открыл окошко в верхней части двери. — Руки в камеру не совать, приближаться тоже нельзя.

Стражники отошли на пару шагов, но Дэйра чувствовала их напряженные взгляды. Впрочем, они волновали ее меньше всего, потому что она услышала шаги. Дэйра узнала бы их, где угодно — в тюремной камере или в залах королевского дворца. Дома мать часто входила в ее комнату без стука, и чтобы не быть застигнутой врасплох, Дэйра выучила ее походку наизусть. Сейчас Ингара двигалась не так легко и плавно, как в Эйдерледже. Она хромала, и в голове Дэйры один за другим всплывали непрошенные образы. Кто повредил ей ногу? Чагары во время осады замка? Палачи? И только ли нога у нее была ранена? Сколько раз она думала, что ненавидит эту женщину, но обида и злость испарились, едва ей стоило услышать этот прихрамывающий шаг.

Ей не разрешили подойти вплотную к окну, чтобы попытаться разглядеть в темноте лицо Ингары. И сама герцогиня тоже к свету не спешила. Замерла в метре от двери, а Дэйре оставалось пялиться в темноту, глотать слезы, непрошено текущие по щекам, и проклинать свою магию, которая там, где не надо — например, в Белопутье, позволяла разглядеть даже узор на коре деревьев глубокой ночью, но сейчас, когда ей так хотелось увидеть мать, оставляла тьму непроницаемым мраком.

— Я горжусь тобой, — выпалила она, кусая губы. — Жалею только, что меня рядом не было. И папа бы тоже тобой гордился. Ты все сделала правильно.

Нет, не эти слова она хотела сказать, но порядок мыслей, который Дэйра тщательно выстраивала, пока спускалась в подземелье, сломался в миг, едва она услышала, как идет Ингара. Почему она не хотела показать лицо? Что они успели с ней сделать?

— Я тоже тебя люблю, — послышался тихий голос герцогини. Это была она и не она одновременно. Никогда Ингара не говорила, что любит ее, и никогда ее тон не был таким… сломленным?

— Десять минут бесконечно мало, чтобы сказать все, что я хочу, Дэйра, — продолжила Ингара. — Позаботься о Томасе…

— Ты сама это сделаешь, — почти грубо прервала ее Дэйра. — Я вытащу тебя отсюда. Просто верь мне.

Один из охранников за спиной хмыкнул, но ей было плевать. Пусть слушают.

— Ты не можешь, — спокойно произнесла Ингара. — И я тебя не прошу этого делать. Прошу другое. Не ввязывайся в эту войну. Я знаю, зачем ты приехала в Майбрак. Не ищи ничего, уезжай из Сангассии. В мире достаточно мест, где вы с Томасом сможете найти новый дом.

Дэйра снова хотела возразить, но тут Ингара торопливо добавила:

— У меня есть еще одна просьба. Убей меня, Белая Госпожа. Это в твоих силах, даже без первофлоры. Хочу к твоему отцу.

Дэйру называли Белой Госпожой много раз, но, когда эти слова прозвучали из уст матери, вот тогда ей стало, действительно, нехорошо. Будто ее назвали Дьяволом, тем самым, из бездны.

— Нет, — только и сумела вымолвить она. — И с папой все будет хорошо. Хан отпустит его из плена.

— Айбак прислал его голову в первый день осады Эйдерледжа, — сухо сказала мать. — Лорны скормили тебе очередную ложь. И раз мы затронули эту темы, то знай. Что бы тебе ни говорили другие, Фредерик Зорт — твой настоящий отец.

— Конечно, — кивнула Дэйра, чувствуя, что островки ее личного мира начинают сползать в пропасть.

— Если ты не убьешь меня — быстро и милосердно, это сделает Айбак — долго и мучительно, — продолжила своё Ингара. — Я много грешила, и ты получала от меня больше боли, чем материнской любви, но я хочу найти свое искупление. Найди его и ты. Не оставайся той, у которой я прошу смерти. Я растила тебя, как человека. Так будь им. Поверь, это гораздо сложнее, чем быть самым могущественным магом на свете.

Кем я пока не являюсь, тяжело подумала Дэйра. Но кем обязательно стану.

— Я не прощаюсь, — решительно сказала она и, повернувшись, первой зашагала вверх по коридору.

Стражники поспешили следом, а из камеры не раздалось больше ни звука.

* * *

— Молись, чтобы моя злость стала меньше, когда мы найдем хранилище! — Дэйра с трудом сдерживала себя, чтобы не наброситься на Нильса с кулаками. — Не отпирайся, ты знал и про смерть моего отца, и о том, что мою мать собираются отдать ханам на растерзание. Знал и не сказал ни слова! Как я теперь могу тебе верить?

Они оставили позади последний жилой квартал и направлялись к докам, намереваясь проверить старые причалы, по слухам, возведенные еще до строительства Майбрака. Туманы уползли — то ли спать, ли то по другим делам, и в ночном небе воцарилась почти полная луна, истекающая неприятным желтым светом. Впрочем, в другое время Дэйра обязательно бы на нее засмотрелась, но сейчас ей все было неприятно. Раздражали и лошадь, которую достал Нильс,