Феодора - Пол Уэллмен

Его челюсть угрожающе выдвинулась вперед.

— Если ты останешься во дворце, то будешь жить там, где я прикажу.

— Ты принц. Если прикажешь, я должна буду подчиниться, — она обратила на него свой бездонный взгляд. — Но неужели ты это сделаешь? Мне кажется — нет.

Она не сводила с него глаз — необыкновенных, темных и в то же время сверкающих, в эти мгновения словно бы усталых, но притом поразительно внимательных и полных надежды, окруженных мохнатыми ресницами и чудесно и нежданно вспыхивающих отблесками то ли огня, то ли отчаяния — он уж и не знал, — которые играли у нее на лице.

— Ведь это все равно, как если бы ты взял меня силой, без моего желания, — продолжала она, не повышая голоса. — Ты жаждешь удовольствия для себя, но ты жаждешь и моего удовольствия — ведь оно венец твоего. Страсть невозможна под принуждением. Разве это тебе нужно?

Ее глаза не менее слов завораживали его. Какое-то мгновение он молчал. А потом произнес:

— Нет, я не хочу брать тебя силой. Мне нужна твоя страсть.

Феодора беззвучно перевела дух. Это все-таки шаг вперед — совсем небольшой, но шаг.

— Тогда сделай меня хозяйкой Гормизд, — сказала она.

А вот это уже наглость! Он стряхнул с себя чары, и гнев снова поднял голову в нем.

— Если таковы твои условия, можешь уходить!

— Если ты так хочешь, принц, я готова — прямо сейчас.

Она принялась собирать свои немногие вещи, и он заметил, что его подарков, разбросанных тут и там, даже жемчуга, она не взяла.

Он мрачно наблюдал за нею. Казалось, воздух полон электричества. Оба знали: это прощание навсегда.

Она подошла к нему и остановилась, глядя, как и раньше, в пол, и он увидел светлый прямой пробор в ее чудесных волосах.

— Вот я и готова, — сказала она. — Ты можешь вызвать носилки. Или я должна идти домой пешком?

Этот вопрос прозвучал столь жалобно, а сама девушка показалась ему такой маленькой и беспомощной, что Юстиниан вдруг рассмеялся.

— Нет, какова! — воскликнул он. — Найдется ли в мире еще хоть одна, которая не приняла бы любви принца — разве что на ее собственных условиях?

И тогда она позволила ему поцеловать себя, ибо она одержала победу.

Подобно немногим другим мужчинам, он сумел с улыбкой взглянуть на ситуацию. Он смог ответить на нее смехом — и благодаря этому обрел великодушие, которое и дало ему возможность воздержаться от решения, которое ему очень не хотелось принимать.

Ему не хотелось, чтобы Феодора ушла. Она была так молода, так очаровательна. И так приятно было смотреть на нее, прикасаться к ней, целовать ее и держать ее в объятиях.

ГЛАВА 17

Любое придворное общество обожает сплетни, и ничто не может сравниться с любовницей властителя в качестве темы для этих сплетен.

Едва ли во всей истории найдется хоть один случай, когда она не была бы главным предметом пересудов и не подвергалась бы осуждению больше всех.

Несомненно, эта девушка в Гормиздах сумела стать чем-то большим, нежели приходящая блудница. Во дворце это стало общеизвестным немногим позже, чем Юстиниан сам это осознал.

И первые известия об этом разнесли, конечно, дворцовые евнухи.

Евнухи играли зловещую, хотя и внешне скромную роль. При императорском дворце Константинополя они незримо действовали как скрытая и хорошо отлаженная система связей и интриг. Они нечасто привлекали к себе внимание, но ни одна сплетница, как бы ни обожала она совать свой нос в чужие дела и судачить о них, не могла сравниться с представителями этого женоподобного и тщеславного искусственного пола в стремлении разнюхивать, что происходит, и сеять слухи, могущие подорвать чью-нибудь репутацию, в особенности если дело пахло скандалом на почве любовных приключений, поскольку именно они возбуждали у евнухов лихорадочный и завистливый интерес.

Хотя евнухи считались не более чем лакеями, прислуживавшими в гардеробах и спальнях знатных дам, или секретарями и дворецкими при высокопоставленных мужах, их нашептывания могли существенно влиять на решения государственных учреждений, а иной раз они оказывались способны погубить того, против кого обращалась их злоба, для чего шли в ход порочащие наветы и инсинуации, которые лучше их никто не умел распространять.

От евнухов стало известно, что Юстиниан завел любовницу. И вскоре уже было очевидно, что его дворец обустраивается для новой фаворитки, а кроме того, появилась целая армия каменщиков, которые занялись наращиванием окружавших дворец стен, чтобы Гормизды были полностью скрыты за ними. Двор охватил сладкий зуд, так как все уже давно пришли к убеждению, что принц, которому шел сорок первый год, — убежденный холостяк, то есть почти то же самое, что давший обет безбрачия монах.

Все жадно засыпали друг друга вопросами. Кто эта женщина? Какова она, если смогла поразить воображение степенного человека средних лет?

Какое-то время, поскольку Феодора не появлялась в обществе, любопытство оставалось неудовлетворенным. Наконец, однако, выяснились подробности. Она, как передавали, удивительно молода и удивительно хороша собой, а кроме того, она — куртизанка.

Уличная девка! За это мгновенно ухватились почтенные матроны и нежные девы. Невозможно поверить, говорили друг другу дамы, что Юстиниан — любезный в манерах и строгий в привычках — дал себя увлечь такой твари!.. Но мужчин не поймешь, даже мужчин царственного достоинства, особенно если они попадут в нечистоплотные руки ловкой интриганки.

При этом дамы многозначительно вздыхали. И если какой-нибудь из них припоминалась ее собственная давнишняя шалость, отношение к нынешней ситуации от этого не менялось — ведь в конце концов то были романы между респектабельными людьми, и никакого распутства не было… по крайней мере, в этом они себя уверяли.

Но как не пожалеть Юстиниана! Можно было лишь надеяться, что это смехотворное увлечение не продлится долго. Ему, возможно, предстоят — тут дамы переглядывались с выражением взаимопонимания — нелегкие времена.

Мужчины же — сенаторы, полководцы, чиновники и другие придворные, мужья шокированных патрицианок — смотрели на дело иначе. С усмешками опытных распутников выслушивали они сплетни о том, что водворившаяся в Гормиздах женщина заключает в себе неугасимый жар, грозящий, может быть, ее повелителю неисчислимыми бедами, но сколь же желанный в любой дочери Евы!

Любопытно, что вся эта шумиха была вызвана не столько пикантностью ситуации, сколько предположениями о том, насколько важную роль станет играть новая любовница принца в делах двора. Возможное влияние фаворитки правителя, ожидающее ее будущее, выгоды и слабости ее положения оценивались двором со всех точек зрения — политической, дипломатической, финансовой и даже моральной, но почти