Приключения Никтошки - Лёня Герзон

Патрон любил чистить свое ружье. Утром, как только выгуляет и накормит бультерьера Бульку – сразу за эту чистку принимается. Разберет ружье, разложит детали на промасленной бумаге, потом каждую аккуратно почистит, смажет – и собирает всё обратно. В общем, Патрон в этом ружье души не чаял и однажды даже рисковал жизнью, чтобы его спасти, когда, убегая от медведя, уронил его в болото. Ружье, а не медведя, разумеется. Патрон не раздумывая нырнул за ружьем и спас его, выкинув его на берег. А вот самому Патрону пришлось туго и, если бы не одна лягушка, пожалевшая охотника, это могло кончиться очень даже плохо.

Больше всего на свете Патрон любил стрелять. Это была его страсть. Иногда он просыпался среди ночи с криком «Хочу стрелять!» Почему он это кричал – охотник и сам не знал. Точнее, не помнил. Что-то снилось такое во сне, от чего ему начинало безумно хотеться стрелять, а что ночью снилось – он потом всегда забывал.

Патрон тренировался каждый день. Во дворе у него были развешены мишени, и охотник палил по ним из положения «лежа», «сидя», «вполоборота», «из-под ноги», «с локтя», «через голову» и даже «вниз головой между ног» – то есть, широко расставив ноги, нагибался до земли и, стрелял, глядя на всё вверх ногами. Другим малышам, живущим с Патроном в одном доме, не очень-то нравилась эта забава. Они пробовали запретить Патрону совершать его упражнения, но оправдывало охотника то, что он исправно поставлял коротышкам мясо, добывая его на охоте.

– Надо же мне тренироваться! – боролся за свои права Патрон, когда утром, в выходной, разбуженные стрельбой коротышки высовывались из окон и на чем свет стоит ругали охотника.

– Да зачем тебе тренироваться! – пытался перекричать выстрелы музыкант Рояль. – Ты и так уже хорошо стреляешь!

– Стрельба требует постоянных упражнений! – отвечал охотник, всаживая очередную пулю в середину нарисованного на мишени медведя.

– Ты что, хочешь, чтобы я разучился стрелять и меня на охоте медведь загрыз?

– Так иди в лес – там и тренируйся!

– Так в лесу надо не тренироваться, а уже по-настоящему стрелять, а то дикие звери так на тебя и накинутся!

– Что-то на других они не накидываются!

– Конечно! Они же знают, что я охотник, – вот и не любят меня. А если не я – кто вам будет мясо приносить?

– Да не нужно мне твое мясо, у меня сейчас голова лопнет!

– Так я тебе специальные ушные затычки сейчас дам!

Патрон доставал из кармана запасные затычки и бросал Роялю, но тот, с криком «Чтоб тебя самого заткнуло!» захлопывал окно и бросался на кровать, зарыв голову в подушку. Впрочем, часто, чтобы не сердить коротышек, Патрон действительно уходил стрелять куда-нибудь подальше, куда-нибудь в поле. Но иногда до поля не было времени дойти, а выстрелить очень хотелось. В такие моменты Патрон прицеливался во что-нибудь из своего ружья и кричал «Пых!» или «Пах!» а потом издавал звук, который должен был бы раздаться, если бы пуля попала туда, куда он целился.

Частенько желание попалить застигало Патрона где-нибудь на улице. Особенно в старой части города, где на крышах стояли статуи, а на тоненьких шпилях над башенками торчали золотые флюгера и петушки. Иногда, в каком-нибудь пустынном переулке, Патрону вдруг невыносимо начинало хотеться во что-нибудь попасть. Он оглядывался по сторонам и, прицелившись, выпаливал в цветочный горшок на чьем-нибудь балконе или в кончик стрелки башенных часов, или в крутящийся серебряный флюгер, который показывает направление ветра. Один раз его здорово наказали – за то что он пробил ногу у золотого петушка на крыше одного красивого и очень старинного дома. Петушок свалился на землю, и монтёру Молотку пришлось лезть наверх и припаивать его обратно. А у Патрона, как он ни плакал и ни клялся, что больше не будет, на неделю отобрали ружье. Намучившись целую неделю без своего любимого ружья, он стал гораздо осторожнее и стрелял только в то, что не имело большой ценности.

А второй страстью Патрона была охота. Долго стрелять без перерыва нельзя – патроны быстро кончатся. А охотиться можно с раннего утра и до позднего вечера – пока не упадешь. Охотиться Патрон мог на любого зверя. Это тоже зависело от настроения – иногда было желание поймать что-нибудь маленькое, типа колибри, а иной раз ему, наоборот, хотелось крупной дичи: зубра или кабана. В своем деле Патрон был профессионал.

«Дайте мне хоть слона – я и слона завалю», – говорил он, и коротышки верили, что это не простое хвастовство – он мог бы.

– Жаль, динозавры вымерли, – заявил как-то Патрон слесарю Напильнику, – я бы им показал.

– Повезло им, – ответил Напильник.

– Почему это?

– Потому что, чем встречаться с тобой – лучше им было вымереть заблаговременно.

– Их счастье, – согласился охотник, не заметив иронии.

С чувством юмора у Патрона, надо сказать, было не очень. Может, это из-за постоянной опасности, которой он себя подвергал?

В тот день у охотника было особенно охотничье настроение. Он, правда, встал не слишком рано, зато здорово выспался. После нескольких дождливых осенних дней наступило бабье лето, и в окна светило солнышко. С улицы доносились крики летящих к югу журавлей. «В лесу хорошо!» – подумал Патрон и представил, как он идет по тропинке, вдыхая свежий осенний воздух и любуясь пестрыми одеялами кленовых листьев. Наскоро проглотив омлет с ветчиной и куском соленого огурца, Патрон выскочил на улицу, захватив с собой Бульку.

– Ну, Булька, – радостно закричал охотник, прыгая с крыльца, – вперед! На охоту! Хоть на зайца, хоть на утку, хоть на лося – кому повезет, потому что у меня сегодня прекрасное настроение!

И, быстро оглядевшись по сторонам, пальнул в фарфоровый изолятор на столбе.

– Надо же! – свистнул от досады охотник. – Не попал!

Он прицелился было еще, но тут в двух шагах вдребезги разлетелся цветочный горшок, ударившись об асфальт, а затем откуда-то сверху послышались весьма неприятные ругательства. Патрон поднял голову, чтобы выяснить, к кому они относятся, и узнал малышку Булочку, замахивающуюся еще одним цветочным горшком. Охотник быстро схватил Бульку за ошейник и повернул за угол.

Патрон весело шагал по проспекту Герани и время от времени прицеливался во что-нибудь. Очень уж хотелось начать охотиться, но пока не на что было. С проспекта Герани охотник повернул на улицу Маргариток. Со стороны улицы Орхидей на улицу Маргариток повернула курица.

– Вот она, дичь, сама в руки идет! – радостно подумал Патрон. Он залег за клумбу и прицелился.

– Пусть подойдет чуточку поближе, чтобы наверняка, – пробормотал охотник. – Ого! Она с целым выводком! Эх, сейчас классненько поохотимся – и в лес ходить не надо!

Патрон открыл огонь, когда курица с цыплятами приблизились шагов на тридцать. А ружье его было самозарядным карабином. Монтёр Молоток, который его сконструировал, придумал так, чтобы охотнику не нужно было после каждого выстрела ружье перезаряжать, а чтобы оно заряжалось само, автоматически. Как известно, пулю толкают раскаленные газы, образующиеся, когда в патроне взрывается порох. Эти газы расширяются со страшной силой, разгоняя пулю до бешеной скорости. Но ружья, которыми коротышки пользовались раньше, после каждого выстрела нужно было заряжать новым патроном и заново взводить курок. Молоток придумал устроить в конце ствола маленькую боковую трубочку, по которой уходила часть раскаленных газов. Эти газы толкали поршень, который перезаряжал ружье, получая следующий патрон из «магазина» – железной коробочки, в которой лежат патроны. Поршень нажимал на кнопочку, и патрон выталкивался специальной пружинкой, попадая в ствол ружья. Так что, выстрелив один раз, можно было стрелять еще и еще – и ничего заряжать не надо.