За все в ответе - Михаил Филиппович Шатров

Д е в у ш к а  в  б е л о м  п л а т о ч к е, дежурная по общежитию, читает, сидя за столиком. Дверь тихо открывается, и входит статная  ж е н щ и н а, несколько медлительная и по-деревенски нерешительная.

М а р и я. Добрый вечер.

Д е в у ш к а. Вы по какому вопросу?

М а р и я. Мне нужно видеть одного человека. Его зовут Михай.

Д е в у ш к а. Время приема давно прошло. Теперь в общежитии все спят.

М а р и я. Скажи как они тут рано ложатся! Кто бы мог подумать!

Д е в у ш к а. У вас было условлено, он назначил вам время?

М а р и я. Как мы с ним могли условиться, когда он тут, а я — вон где, в Молдавии!

Д е в у ш к а. Как же вам выписали пропуск?

М а р и я. Какой пропуск?

Д е в у ш к а. Послушайте, да вы откуда взялись, как проникли сюда?

М а р и я. А, вы о том старичке, что торчит в проходной! Да он меня с самого обеда не пускает, и, пока не подъехала какая-то важная машина и он не побежал открывать ворота, я так и не смогла проскочить.

Д е в у ш к а. Дела творятся в наше время, дела… Ну а этот ваш… Как его фамилия?

М а р и я. Груя Михай.

Д е в у ш к а (изучая висящий на стене список). Кем он вам доводится? Кум, брат, племянник?

М а р и я. Нет, мы с ним не состоим в близком родстве.

Д е в у ш к а. Но в таком случае кем же вы ему доводитесь?

М а р и я. Я его возлюбленная.

Д е в у ш к а. Слушайте, что вы тут городите!! Это же Высшая партийная школа! Вы хоть соображаете, где вы находитесь? Выражаются прямо так, что уши вянут.

М а р и я. Вы не волнуйтесь, у нас с ним давно все было. Он, верно, уж и не помнит меня.

Д е в у ш к а. Ну хорошо. Положим, возлюбленная. А понимаете ли вы, что теперь уже без пяти двенадцать, что все уже спят?

М а р и я. Скажи как время быстро пролетело! Тогда, с вашего позволения, я посижу тут на стульчике и подожду, пока он проснется.

Д е в у ш к а. Пожалуйста. (После паузы.) И вы что же, так думаете тут всю ночь и проторчать?

М а р и я. Большое дело! Вон, чуть что — и уже петухи поют, а от петухов и до первой зорьки — рукой подать…

Д е в у ш к а (выудив из списка какие-то цифры, набирает номер). Михал Ильич?.. Что, уже спит?.. А не смогли бы вы его разбудить? Тут к нему приехали… Нет, дежурная по корпусу говорит… Что, не спит еще? Да вы мне толком объясните… А, это вы, Михал Ильич?.. Добрый вечер. К вам тут приехали… Имя не знаю, но она заявляет, что она ваша любовница… Нет, я не острю, нам во время дежурства запрещено острить… Спросить, как зовут?

М а р и я. Марией меня зовут, Марией.

Д е в у ш к а. Говорит — Мария… Что, святая? Да теперь уже вы надо мной издеваетесь?!

М а р и я. Святая, Святая! О господи, он меня узнал, еще не видя, узнал!

Д е в у ш к а. Михал Ильич, ну сами посудите, какая она святая… Алло, алло, да что они там, на самом деле!!

Набирает снова и снова номер, и тут  Г р у я  скатывается с лестницы…

Г р у я. Мария, милая ты моя…

Маленькая гостевая комнатка. Два стакана чая и два человека: один — в одном конце стола, другой — в другом. Сидят тихо, не шелохнувшись.

М а р и я. Я приехала упросить тебя, чтобы ты заскочил к нам, хотя бы на несколько дней. Очень я тебя прошу, Михай.

Г р у я. Это невозможно. У нас завтра начинается сессия. Больных и тех вон накачали антибиотиками, а о краткосрочном отпуске не может быть и речи.

М а р и я. Сессия — это что такое?

Г р у я. Ну, понимаешь, что-то вроде экзаменов.

М а р и я (после долгой паузы). Если ты не приедешь, Кэлин погибнет. Увезут — и больше мы его не увидим.

Г р у я (рассеянно). Кто увезет? Куда увезет?

М а р и я. Разве я тебе не говорила, что он арестован?

Г р у я. Кэлин арестован? Да когда, за что? Расскажи мне толком.

М а р и я. А за вооруженное нападение.

Г р у я. Что за чушь, какое там вооруженное нападение? Он же заведовал конефермой?

М а р и я. Вот с той самой конефермы все и началось. С одной стороны, все было хорошо, а с другой — все было плохо.

Г р у я. То есть как это — с одной стороны, хорошо, а с другой — плохо?

М а р и я. Хорошо, что лошадей много и выкормлены все. Плохо было то, что поля пашут и убирают тракторами, а лошадям работы нету, они все по конюшням с жиру бесятся. Зерно им полагается по закону. Людям закон не гарантирует зерно, люди делят то, что остается, а лошадке килограмм зерна вынь да положь. Получалось как-то так, что лошади нас объедают, и пришел приказ сверху что-то делать с лошадьми, слово какое-то странное, я позабыла…

Г р у я. Выбраковать.

М а р и я. Вот-вот, выбраковать! Кэлин об этом знал и не ерепенился, потому что поначалу лошадей грузили в вагоны и отправляли их туда, где они были нужны. Потом, то ли вагонов уже недоставало, то ли вывозить уже было некуда, но пришел другой приказ: выбраковывать лошадей на месте и только шкуры сдавать.

Г р у я (тихо). Идиоты.

М а р и я. Шутка ли сказать, из четырех конюшен оставить только двести лошадей, а остальных браковать и сдавать шкуры! Ты-то вот наш и небось помнишь, что у нас не то что убивать — у нас считалось дикостью бить лошадей, грехом считалось есть конину, а тут целые конюшни сразу! (Передохнула, отпила глоток чая.) Долго откладывали, боялись Кэлина: он ведь у нас контужен, у него и справка есть. Правление тянуло, тянуло, а тут как раз Кэлина вызвали в Кишинев на слет коневодов, и колхоз решил быстро, пока его нету в деревне, избавиться от лошадей. Подрядили двух ублюдков, которые все спорили меж собой и никак не могли договориться, кто из них лучше стреляет. Согнали из реутских конюшен лошадей в ту закрытую балку, а там, где выход из нее, там, где горловина, залегли те ублюдки, с винтовками…

Г р у я. О господи, что за кретины, что за канальи!!

М а р и я (после паузы). Рассказывать дальше или не нужно?

Груя сидит, облокотившись на стол, горестно обхватив голову руками. И Мария после некоторого колебания продолжает.

Ну и пошла пальба там в балке. К тому же те ублюдки напились с утра — палят и не попадают. Раненые лошади встают, они опять заряжают, опять стреляют. И вот тут-то, под вечер, возвращается Кэлин. Шел по улице — прямо ноги заплетались, шутка ли сказать, нес со станции на себе ту холеру.

Г р у я. Какую холеру?!

М а р и я. Да приемником его там наградили, «Беларусь» называется. Ну, втащил он ту коробку в дом, поставил на стол, пошел соседей звать — похвастаться премией, а люди как-то стали от него прятаться. Он в один дом — никого, в