За все в ответе - Михаил Филиппович Шатров
Шрифт:
Интервал:
Г р у я (сухо). Достаточно. Хватит об этом.
К э л и н (с сожалением). А говорили — не будете торопить.
Г р у я. Я и не тороплю. Просто сказал, что достаточно. Все ясно.
К э л и н. Да как вам может быть все ясно, когда вы не знаете, из-за чего мы с ним сцепились? Можно, я доскажу уж до конца?
Г р у я (присев за своим рабочим столом и что-то записав). Только покороче.
К э л и н. Коротко я не могу. Это не из тех историй, которые можно длинно, но можно и коротко, в двух словах. Это можно рассказать только так, как оно рассказывается, и никак не иначе. Продолжить, что ли?
Г р у я. Продолжай.
К э л и н. Возвращаюсь в деревню, думаю, где бы мне этого молодчика заполучить, а тут как раз кидается под колеса мотоцикла Антон Тунару, он теперь у нас бригадир. Глуши, говорит, у меня новоселье. Я ему говорю — переодеться, умыться бы с дороги, а он говорит — вон кран и мыло под вишней, а полотенце я тебе счас вынесу. Переодеваться, говорит, некогда, мы уже по второй наливаем. Затаскиваю мотоцикл во двор, умываюсь, вхожу. Усадили они меня на хорошем месте, но как-то так получилось, что сел как раз напротив того свистуна. Вот так сижу я, а вот так, прямо напротив, они с Марией сидят. Ну, выпили, закусили. Сижу и скрежещу зубами. Внутренности клокочут, а драться нельзя: у человека новоселье. Люди вон строились, старались, готовились — это же понимать надо…
Г р у я (иронически). Ты, конечно, взял себя в руки.
К э л и н. А вот представьте, взял себя в руки — и никаких. Весь вечер разглядывал то тарелки, то стаканы, чтобы не упустить контроля над собой, а он, гад, все сверлит меня своими наглыми глазенками, все шуточки подпускает. Потом все это показалось ему мало — пихает меня под столом коленями и спрашивает: «Чего сидишь как кипятком ошпаренный?» Я бы и это проглотил, но за столом рассмеялись. Понравилась им, видишь ли, острота. Даже Мария улыбнулась. И тогда я подумал: ах вы сукины сыны! Я терплю из последних сил, а вы еще смеетесь надо мной?!
Г р у я. Ну, теперь-то уж наверняка понятно. К сожалению, я сегодня очень занят.
К э л и н. Нет, я все-таки доскажу. Недолго осталось. Если вы заняты, если вам куда-то нужно идти, то прикажите секретарше, пусть придет и дослушает — я уже не могу остановиться…
Г р у я. Ладно, дослушаю я, только покороче.
К э л и н. Тут и растягивать-то особенно нечего. Я ему говорю: что же ты, говорю, сволочь такая, осеменил коров, намеченных на мясо? А он нагло так улыбается и говорит: чтобы мяса было больше. Колхозу, говорит, это в карман пойдет, да и ты, говорит, лишнюю премию получишь. Я ему говорю: ты понимаешь, говорю, подонок ты этакий, что ты пред материнством совершил преступление?! А он говорит: материнство бывает только у женщин. У коров это называется отел. Я ему говорю: у кого и как бы оно ни называлось, размножение живых существ в природе есть святая святых. И тут он ухмыляется и говорит: ты бы, говорит, вместо того чтобы рассуждать о материнстве, нашел бы какую-нибудь теху и сам бы стал отцом, а то рассуждаешь о вещах тебе недоступных. Тут за столом опять прыснули, но кто больше всего меня поразил, так это Мария. Она, знаешь, тоже как-то ухмыльнулась. И тут я не выдержал. Выплеснул стакан вина в его поганую рожу и, пока он вытирался, схватил быстро за грудки. Опрокинули мы стол, и драка началась.
Г р у я. Большая была драка?
К э л и н. Да месяца полтора ездили вместе в район на перевязки. Потом комиссия проверила факты. Мне дали выговор, а его лишили права быть ветеринаром. Он разобиделся и уехал.
Г р у я. С фермы тебя не уволили, и то хорошо.
К э л и н. Нет, мне дали только выговор. Но с фермы я все же ушел.
Г р у я. Зачем тебе было уходить с фермы?
К э л и н. Как же — скандал произошел! Имел ли я после этого моральное право заведовать дальше фермой? Вон газеты пишут — чуть что, так во всем мире, во всех странах ответственные лица сразу подают в отставку. Вон в Австралии, жутко посмотреть, как далеко от нас та Австралия, и то на днях весь кабинет ушел…
Г р у я. А ты думаешь, уход со своего поста — это признак большого ума, большого мужества? И потом, ты что же, приравниваешь себя к ним?
К э л и н. Нет, конечно. Я простой человек, а может, и того меньше, просто былинка в поле, но и у меня есть чувство святости перед землей, на которой живу. И если эта святость была нарушена и я хотя бы косвенно, но все же замешан в этом, то должен непременно бросить службу и уйти на менее ответственную работу.
Г р у я. Ну и что теперь ждет тебя после такого гордого ухода?
К э л и н. А, как-нибудь да проживу. Вон овец предлагают — у нас их мало, штук двести осталось. Пасти стало негде, все склоны перепахали и засадили виноградниками. Теперь правление решило — попробуем на лето вывозить их в Карпаты, если не получится — сдадим на мясо. А мне не хотелось бы, чтоб деревня осталась совсем без овец, и вот подумываю податься с овечками в горы.
Г р у я. Ты с кем живешь? У тебя там есть кто в деревне?
К э л и н. Есть одна, но мы с ней живем как кошка с собакой — то сходимся, то опять расходимся.
Г р у я. Теперь у вас с ней какие отношения?
К э л и н. Полный разрыв.
Г р у я. Твои вещи тут, при тебе?
К э л и н. У солдата всегда самое лучшее находится при нем.
Г р у я (поразмыслив). Понимаешь, мы тут планируем создать несколько механизированных птицефабрик. На днях открываем школу для операторов автоматического управления фабриками. Ты вот все жалуешься, что не повезло, когда направляли на хорошие курсы. Давай, дуй. Жилье и пищу дадут, остальное как-нибудь сам усвоишь.
К э л и н. А документ?
Г р у я. Что — документ?
К э л и н. Дадут и документ, что я действительно окончил, что мне присваивается и так далее…
Г р у я. Дадут, конечно… Только, понимаешь ты…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!