Сломанные вещи - Лорен Оливер

– Что ты делаешь? – наконец ухитрилась произнести я.

Саммер раскладывала камни. Бандит лежал на боку, его брюшко вздымалось, он явно мучился от боли, а Саммер раскладывала вокруг него круг из камней, и хотя раньше она, быть может, и плакала, теперь была совершенно спокойна.

– Вы собираетесь мне помогать? Или будете просто стоять столбом и смотреть?

– Что ты делаешь? – К своему удивлению, я услышала, что кричу.

– Мы должны спасти его, – прошептала Миа. – Ее лицо было мертвенно бледно, и я помню, что подумала тогда: наверняка это сон, наверняка. – Ему больно.

Саммер подняла глаза и нахмурилась.

– Это всего лишь кот, – сказала она. И тон у нее был раздраженный. Как будто это мы вели себя неразумно.

Миа сдвинулась с места, беспорядочно дергаясь, как марионетка, которую тянут за ниточки. Она вошла в круг и опустилась на колени прямо на землю рядом с котом.

– Ш-ш-ш. – Она подняла руку, пытаясь коснуться его, пытаясь помочь. – Ш-ш-ш. Все будет хорошо. – Она втягивала в себя свои собственные сопли и рыдала.

– Нет, ему уже не будет хорошо, Миа. – Саммер продолжала хмуриться. Она только закончила выкладывать круг из камней и принялась выплескивать бензин. Должно быть, она украла эту канистру из гаража своего патронатного отца. – Кот должен умереть. В этом и состоит суть дела. – Немного бензина попало на джинсовые шорты Миа, и Саммер захихикала: – Опаньки.

– Что ты творишь? – Я сделала два шага вперед и, уже стоя в кругу, с силой толкнула ее. Она упала на землю навзничь, выронив канистру с бензином. Буль-буль-буль. Бензин впитался в землю.

– Черт возьми! – Теперь уже она, вскочив на ноги, кричала на меня. – Как, по-твоему, еще можно принести жертву? Я подмешала ему в корм крысиного яда, и эта чертова тварь оказалась такой глупой, что все сожрала.

Я ударила ее. Внезапно вскипела от ярости и, сжав руку в кулак, ударила ее по лицу. Я никогда не забуду, как ее кожа подалась под моими костяшками, словно губка и то, какой хлесткий звук раздался, когда они врезались в скулу. Миа закричала. Саммер же только резко и удивленно втянула в себя воздух. Она даже не разозлилась. Просто посмотрела на меня усталым снисходительным взглядом, словно ожидая, когда мой гнев иссякнет сам собой.

И тогда я поняла, что ее били и раньше, били много раз, и мой желудок сжался, и рот обжег кислый желудочный сок.

– Ты будешь мне помогать или нет? – сказала она уже тише и снова встала. И тут я увидела, что она держит нож, длинный нож с острым лезвием вроде тех, которым на День благодарения разрезают индеек, отделяя мясо от костей.

– Это же просто игра, – прошептала я. Во рту пересохло. Я едва могла говорить, едва могла дышать, мне казалось, что я задыхаюсь.

Она покачала головой.

– Это никогда не было игрой, – тихо сказала Саммер. – Именно это я и пыталась тебе доказать. Другого пути нет. – У нее был такой вид, будто она сожалеет. Еще более понизив голос, она добавила: – Необходимо, чтобы пролилась кровь.

Она опустила взгляд на кота, которого все еще сотрясала предсмертная дрожь, и на Миа, склонившуюся над ним, пытаясь своим ласковым шепотом вернуть его к жизни; длинная, тонкая шея Миа была беззащитна, как хрупкий стебелек, обнаженные плечи под лямками топика вздымались.

Я видела ее бледную кожу, пульсирующую в голубых жилках жизнь.

Я видела Саммер с ножом в руке. Саммер, говорящую: Мне жаль.

Я уже не могла мыслить ясно.

– Миа, – сказала я. И слава богу, что она послушала меня. Миа всегда меня слушала. – Беги.

МИА

Наши дни

– Ты уверена, что тебе не нужно сопровождение? – Эбби сдвигает свои солнечные очки – фиолетовые, с оправой в форме сердечка – на кончик носа и смотрит в упор. – Мне всегда казалось, что из меня получилась бы отличная грабительница могил.

– Я не собираюсь грабить могилу, – отвечаю я. – Я собираюсь выкопать ее, а затем засыпать.

– Беру свое предложение обратно. Похоже, это будет грязная работенка.

Когда я выхожу из машины, меня встречает пение птиц, словно соревнующихся друг с другом за право быть услышанными. Из-под днища старого ржавого «Доджа» выбегает кролик и удирает за полуразрушенный кирпичный коттедж, который и дал нашей улице название. Я несколько секунд стою, вдыхая ароматы сосен и земли и любуясь игрой теней листьев, трепещущих на ветру.

Август – это самый грустный из всех месяцев года: такое совершенство не может длиться долго.

Последние несколько недель Эбби проводит большую часть своего времени с Уэйдом. Когда бы я с ней ни виделась, она либо привозит его с собой, либо постоянно цитирует. Какое-то время я полагала, что она им увлечена, но когда начала дразнить ее по этому поводу, вид у нее сделался почти страдальческий.

– Нет, – сказала она. – Я увлечена не им. – Но больше не желала говорить ничего.

Что ж, так тому и быть. У Эбби появилась новая лучшая подруга, и всякий раз, когда она забывает пригласить меня потусить вместе, возникает такое чувство, как будто я пытаюсь переварить пуант. Но такова жизнь. Люди взрослеют и отдаляются друг от друга, и заводят новых друзей.

Во всяком случае, так живут нормальные люди. Я же не могу даже удержать при себе старых.

Я достаю из багажника лопату – одну из немногих полезных вещей, которые нам все-таки удалось извлечь из того нескончаемого потока мусора, который вываливается из нашего дома – а также «Путь в Лавлорн» Джорджии С. Уэллс и все страницы «Возвращения в Лавлорн», сложенные в одну коробку из-под обуви, и направляюсь в лес.

– Как это называется? – кричит мне вслед Эбби. – Поведенческая психотерапия?

Я оборачиваюсь и делано улыбаюсь.

– Расставание с прошлым.

* * *

Я легко перепрыгиваю через ручеек и зигзагами поднимаюсь на сухой берег, неся лопату на плече. Едва я успеваю пройти несколько футов по лесу, как мой телефон дзинькает – это текстовое сообщение от Эбби: последний шанс пригласить меня пойти с тобой. Через секунду телефон дзинькает снова – на сей раз это видео от мамы. Поначалу я не понимаю, на что смотрю, и мне приходится остановиться и, прищурившись, вглядеться в экран, на котором видно какое-то пятно грязно-зеленого цвета.

Ты можешь себе представить – я наконец-то обнаружила ковер, – написала она. Значит, сейчас они расчищают ее спальню, максимально заваленную мусором комнату в доме.

Рада за тебя, – отвечаю я и кладу телефон обратно в задний карман шортов.