📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаНюрнбергский дневник - Густав Марк Гилберт

Нюрнбергский дневник - Густав Марк Гилберт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ... 175
Перейти на страницу:

Риббентропа окончательно сбили с толку бесконечные напоминания о том, чтобы он продолжал.

— К чему эта травля со стороны мистера Биддла? — недоумевал он. — Он что, такой нервный?

Я решил раньше отправить его вниз, чтобы он мог переговорить со своим адвокатом. Охранники подслушали, как он делал упреки доктору Хорну, который жестами и знаками давал ему понять, что его подзащитному не следует увязать в разного рода мелочах, а больше говорить по существу.

— Так не перебивайте меня! Дайте мне сказать все, что я считаю необходимым! — настаивал Риббентроп.

— Я лишь пытаюсь услышать от вас изложения по существу, — объяснял доктор Хорн. — Вы же сами видите, что терпение судей на исходе.

— Да, но почему этот Биддл так нетерпелив?

— Он ждет не дождется, когда вы наконец перейдете к секретному протоколу к договору с русскими. И все этого ждут.

Риббентроп ответил, что, мол, в этом секретном протоколе ничего сверхважного нет, и поэтому не видит причины столь повышенного интереса к нему. Он вообще надеялся, что сегодня на послеобеденном заседании этот вопрос подниматься не станет — может, его перенесут на понедельник. Доктор Хорн возразил, сказав, что, скорее всего, этот вопрос все же будет затронут именно сегодня, обратив внимание Риббентропа на то, как он должен выражаться: простыми, краткими фразами; необходимо просто сказать о том, что в результате получали немцы, а что русские.

— Хорошо, хорошо! Нечего мне все разжевывать! — нетерпеливо повторял Риббентроп.

Доктор Хорн в качестве последнего напутствия пожелал своему подзащитному не рассуждать слишком много о Гитлере — и вообще не упоминать о Рузвельте. И говорить без бумажки, ибо какой прок от его записей, если обвинение возьмет его в оборот.

Послеобеденное заседание. (Как только Риббентроп начал свою речь, Геринг заметил своим соседям, что защита Риббентропа — явная неудача. Когда же Риббентроп в перерыве на пару минут вернулся на скамью подсудимых, Геринг заверил его в том, что, мол, все идет прекрасно. Стоило бывшему министру иностранных дел вернуться к свидетельской стойке, как Геринг принялся недоумевать:

— И как это Гитлер сподобился присвоить ему звание группенфюрера СС — этому слабаку!)

Наконец был представлен предусмотренный секретным протоколом к договору о ненападении с Россией заранее согласованный план раздела Польши. Но сенсацией он уже стать не мог. Затем Риббентроп описал небольшую задержку с нападением на Польшу, возникшую вследствие обещанных Польше Англией гарантий, перечислил «инициативы» фюрера, лишь устно предложенные вниманию сэра Гендерсона, но так и не переданные ему в письменной форме, упомянул о нападении, спровоцированном «бесстыдством» Польши, и готовности фюрера к переговорам после победы над Польшей.

30 марта. Суммированное оправдание

Утреннее заседание.

Риббентроп, завершив изложение основной части своей обвинительной речи, подчеркнул, что ни он, ни Гитлер любви к войне не питали, что шли на нарушение договоров лишь скрепя сердце, и о том, что лично ему, Риббентропу, оккупация нейтральной Голландии стоила многих бессонных ночей.

30–31 марта. Тюрьма. Вечер

Камера Риббентропа. Когда я во второй половине дня пришел к Риббентропу в его камеру, он пожаловался на полное психическое и физическое истощение.

— Есть предел тому, что человек в состоянии выдержать. Я этой границы фактически достиг в 1943 году. Да, мне действительно следовало еще тогда уйти в отставку. Мой врач обсуждал это с Гитлером. Но тот не хотел об этом и слышать. Сейчас я с трудом мыслю. А конец войны и вовсе доконал меня. Это был ужас. Я продолжал жить в своем доме под Берлином и но дороге туда и обратно видел тысячи раненых, отступавших солдат, беженцев, устремлявшихся на запад от стремительно продвигавшихся вперед русских.

Риббентроп рассказал мне, что с крушением Рейха его нервы просто лопнули, и когда в мае месяце его поместили в Мондорф, он уже тогда испытывал серьезные затруднения с памятью. И теперь ему крайне тяжело сосредоточиться, чтобы объяснить то или иное событие. Почему ему не дали говорить? Почему все время перебивали? Он должен был разъяснить им свою точку зрения на эти события, а чтобы се разъяснить, ему необходимо провести исторические параллели и… Ах да, они ведь дали ему сказать лишь треть из того, что он намеревался, и этой трети, по их мнению, было вполне достаточно.

Я напомнил ему, что месяц назад в одной из наших бесед он отрицал существование секретного протокола к договору о ненападении с Россией, предусматривавшею раздел Польши. Вместо того чтобы возразить мне, сославшись, скажем, на то, что он умолчал об этом сознательно, исходя из дипломатических соображений, не желая предвосхищать события, поскольку собирался заявить об этом с трибуны свидетелей, как это мог сделать, скажем, Папен, или же вежливо и без обиняков указать мне на то, что это, в общем, меня не касается, как вполне мог поступить Геринг, Риббентроп сначала принялся отрицать факт отрицания, потом же стал убеждать меня, что все, мол, вообще было не так, как я пытаюсь изобразить.

— Понимаете, Россия и Германия считали, что им должна принадлежать часть территории, утерянной в результате последней войны, — вот и все. Все было вполне логично. Россия — великая держава. Гитлер очень уважал Сталина. Единственное, чего он боялся, так это того, что ему на смену придет какой-нибудь радикал.

Он, по его словам, никак не мог взять в толк, отчего обвинению понадобилось так поливать его грязью, представлять его в совершенно неверном свете.

— Почему им так хочется сделать из меня антисемита? Вы же знаете, что я ничего такого сказать не мог.

Я напомнил ему, что главный переводчик министерства иностранных дел Пауль Шмидт подтвердил высказывание Риббентропа главе Венгрии Хорти о том, что, мол, существуют два пути решения еврейского вопроса — искоренение или концентрационный лагерь.

— Нет, нет, такого он подтвердить не мог. Нет, я ничего этого не понимаю. Трудно сосредоточиться. Но я не мог сказать ничего подобного. Это совершено не в моем характере.

Мне подумалось, что он и действительно может и не помнить — ведь Риббентропу так часто приходилось бездумно цитировать высказывания Гитлера, чаще всего просто не вникая в их смысл, а теперь же, когда эти высказывания стали неопровержимыми уликами, он, разумеется, изо всех сил старался от них откреститься.

По мнению Риббентропа, обвинение «замарало» его, посягнув на его неприкосновенность, начав обсуждение шести принадлежавших ему домов.

— Разве для государственного деятеля преступление иметь собственность, денежные средства? Разве ваши государственные деятели не имеют собственности? Разве Рузвельт не занимает огромный Белый дом? Это ведь символ правителя, не так ли? То же самое и в отношении меня. Я занимал солидный дом, в котором раньше жил Гинденбург, содержать его стоило кучу денег. Фюрер пожелал, чтобы гак было, и народ тоже. Я даже могу понять Геринга и его стремление собрать коллекцию произведений искусств. Руководитель государства имеет право на определенный уровень жизни, чтобы не становилось стыдно перед иностранцами. Это вполне объяснимо, как вы считаете?

1 ... 69 70 71 72 73 74 75 76 77 ... 175
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?