Мода на невинность - Татьяна Тронина

Марк зашевелил своим длинным носом, его маленькие глазки засверкали ослепительным фанатичным блеском:

– Можете не сомневаться в моей библиотеке, милочка. Фонды вполне достаточные!

– Тогда я расскажу вам кое-что. Только это строго конфиденциально!

Он горделиво фыркнул.

Я ему рассказала про Инессу, старика Ивашова, медальон и котенка.

– Так что вы хотите, Оля? – немного подумав, спросил он. – Я, кажется, понял, но...

– Я бы хотела знать, кому могли принадлежать эти вещи... в смысле кто является их автором и их нынешнюю рыночную стоимость.

– Показать, значит, сии предметы вы не можете? Фотографии там...

– Фотографий этих предметов нет, но по памяти...

Я замолкла, ожидая, что этот маленький заносчивый человечек сейчас засмеется и прогонит меня – дескать, нельзя приставать по ночам к людям с такими совершенно невыполнимыми вопросами из серии «найди то, не знаю что», но он ответил с неожиданным азартом:

– И то неплохо. Можно попробовать.

– Марк э-э... Марк, вам не кажется моя просьба невыполнимой? – с надеждой спросила я.

– Отчего же? Совсем не кажется, – с достоинством ответил он. – Всех тонкостей мы, разумеется, можем не узнать, но хотя бы приблизительно... Только не надо преувеличивать значение предметов старины – нам всегда кажется, что если вещи старые, то они непременно должны принадлежать известным авторам, или ими пользовались известные люди, историческая ценность, так сказать...

Я вспомнила слова Глеба.

– ...словом, даже антиквариат имеет свою ценовую градацию.

– Да-да, я понимаю!

– Может оказаться так, что сии предметы, происхождением которых вы, Оленька, интересуетесь, не имеют большой ценности – продукты давно ушедших эпох, так сказать... но все равно, даже в этом случае мы можем прикинуть их приблизительную стоимость, не прибегая к услугам специалистов. Библиотека может все! – неистово провозгласил он. – Библиотекарь – это и антиквар, и историк, и художник, и химик... Кстати, настоящих оценщиков старины в нашем городе нет, только я могу вам помочь! Яков Ефимович, что работает в ломбарде на центральной площади, глубже двадцатого века копать не может, даже когда ему принесли перстень-печатку Николая Второго... Вы совершенно правильно обратились ко мне!..

От волнения он брызгал слюной, и на миг мне показалось, что я сделала глупость, придя к Марку. Уж слишком фанатиком он был...

Несколько минут он болтал, вознося свою специальность до небес, а потом предложил мне покопаться для начала в энциклопедиях, которые стояли прямо здесь. Мы посмотрели разделы «наполеоновские войны», «сердолик», «природные минералы», «художественное литье», «ювелирное дело», даже «Фаберже» – куда же в этом деле без Фаберже... но это, как я поняла по хитрому виду Марка, было лишь разминкой.

– Что ж, здесь мы ничего подходящего не можем найти, – заявил он наконец. – Идемте, Оленька, за мной. Есть еще библиотечные массивы, которые остались неохваченными.

Последние слова он произнес с особенным пафосом. Делать нечего – я пошла за Марком, хотя уже начала сомневаться в том, что пропавшие вещи старика Ивашова имеют особою ценность. Обыкновенные «продукты ушедших эпох»...

Мы прошли через большой читальный зал, затем минули юношеский абонемент.

– Сюда, – сказал мой спутник, указывая на низенькую дверцу, на которой висел огромный амбарный замок. – Нам сюда.

Он открыл замок, и я увидела узкую лестницу, каменные ступени вели вниз.

– Бывший купеческий особняк! – с гордостью произнес Марк. – В подвале был склад, до сих пор пахнет чаем. Колониальные товары... Не чувствуете, Оля?

Я ничего не чувствовала – за столько лет здесь все должно было выветриться, пахло только тем особенным библиотечным запахом, который у некоторых вызывает тоску, а у других – дрожь возбуждения.

– Здесь у меня лежат фонарики... Идемте!

– А почему света нет? – неуверенно спросила я, заглядывая в подземелье.

– На той неделе что-то случилось с электричеством... после грозы. – Он деликатно покашлял, покосившись на меня, и стал спускаться по ступеням вниз, одной рукой придерживаясь стены. – Идемте же, Оля! Разумеется, я вызвал мастера, но он пришел пьяный, с сигаретой в зубах... а вдруг пожар – категорически нельзя курить в библиотеке!

– И что? Заставили бы выбросить ее.

– Я заставил. Но, видимо, при этом вел себя слишком эмоционально... электрик обиделся и ушел. Теперь не знаю, что делать...

– Так помиритесь! – с живостью воскликнула я, вдруг вообразив, что Марк – маньяк и специально завлекает меня в подземелье, где никто никого искать не станет...

– Это так унизительно... – запыхтел он.

Длинная каменная лестница, закручиваясь спиралью, уходила глубоко под землю.

Наконец я почувствовала твердый пол под ногами.

– Но как же мы будем искать нужную книгу, ведь практически ничего не видно! – с отчаянием воскликнула я, шаря фонарикам по стеллажам и ящикам. – Марк, вы уверены...

– Абсолютно! – с пафосом воскликнул мой спутник. – Это, считайте, мой дом, я тут на ощупь могу ориентироваться. Здесь Платон, здесь Данте, здесь Зощенко и Трифонов... – Он наугад выхватил несколько книг с полок и потряс передо мной. – Я вам все, что угодно...

Он опять куда-то полез, напевая бравурную мелодию. Я снова посветила фонариком вокруг.

– Боже, какое огромное помещение... И столько стеллажей! – воскликнула я, шаря лучом в темноте. – Марк, Марк, но неужели тишинская библиотека имеет такие огромные фонды, на абонементе, я заметила, книг гораздо меньше!

– Здесь я прячу особо ценные экземпляры, – с гордостью ответил Марк. – Что ж, вы думаете, я все должен держать на абонементе? Ну уж дудки! Читатели совершенно не имеют представления... – Он стал почем зря ругать нерадивых читателей, которые портят книги и забывают их вовремя сдавать, а я уже окончательно решила, что он самый настоящий маньяк. Книжный маньяк.

– Как выглядел ваш француз на медальоне?

Я примерно описала рисунок, цвет мундира, обшлагов – словом, все то, что помнила. Мы пришли к выводу, что доблестный Франсуа Боле, один из предков рода Ивашовых, скорее всего, был мамлюком. Что не генералом – это точно, потому что все портреты известных наполеоновских генералов мы нашли – Мюрата, Даву и прочих.

– Вряд ли его портрет рисовал Делакруа или Домье. Что такое ваш медальон? Это нынешняя обычная фотография на память, ничего особенного. Серебро? Серебро не золото!

Марк перебрал еще несколько книг и заявил наконец, что пропавший медальон, безусловно, имеет свою ценность как антиквариат, но это не раритет.

– Будем копать дальше? У меня еще есть много книг на эту тему, но в основном современные, сомнительные – в которых куча неточностей. Беллетристика, одним словом!