Мой пылкий рыцарь - Ханна Хауэлл

— Но, милорд… — запротестовал Ливингстон.

— Довольно. Она возвращается со мной в Бельфлер, причем немедленно, хотя бы потому, что сейчас там живет Рональд, а он, как вы знаете, весьма искусен во врачевании всякого рода ран.

Ливингстон попытался переубедить Гейбла, но вскоре понял, что это бесполезно. Не скрывая своего разочарования и злости, он пообещал через пару недель наведаться в Бельфлер, если, конечно, позволит погода. Холодно кивнув Гейблу на прощание, Ливингстон ушел, даже не поинтересовавшись дальнейшей судьбой Кенгарвея. За это, впрочем, рыцарь был ему благодарен — спорить с заносчивым родичем Эйнсли еще и об этом было выше его сил.

Глядя вслед отъезжавшему Ливингстону, Гейбл поклялся, что, даже если Эйнсли отвергнет его руку — при мысли о такой возможности у рыцаря болезненно сжалось сердце, — он все равно не позволит Ливингстону привести в исполнение свои планы относительно девушки. Хотя Ливингстон не назвал имени человека, которого прочил Эйнсли в мужья, было ясно, что при выборе он вряд ли руководствовался заботой о ее счастье и благополучии. А пора бы уже принимать их во внимание!

— Этот ублюдок вспомнил о ней только сейчас, когда учуял свою выгоду, — пробормотал Колин, с ненавистью глядя вслед удалявшемуся зятю.

— А разве кто-нибудь из вас, Макнейрнов, когда-нибудь о ней думал? — холодно поинтересовался Гейбл, вспоминая многочисленные синяки и ссадины, покрывавшие нежную кожу Эйнсли.

Колин покраснел.

— Немногие и очень редко, — нехотя признался он. — Однако, сэр де Амальвилль, вам не следует слишком поспешно судить о том, чего вы не знаете. Я уверен, что вам самому никогда не доводилось жить в таком трижды проклятом месте, как Кенгарвей. Пока не увидишь ада, можно лишь бояться его, но нельзя доподлинно представить себе всех его мучений!

— Да, я действительно не знаю, какова была жизнь в Кенгарвее. Но ведь вы ее братья, ближайшие родственники, молодые, здоровые мужчины. Как же вы могли безучастно взирать на то, как жестоко обращается с ней отец? Он чуть не убил Эйнсли!

— Но ведь она жива, не так ли? — пробурчал Джордж и тут же осекся под грозным взглядом Колина.

— Каждый синяк на ее теле тяжелым грузом лежит у меня на сердце, и так будет до тех пор, пока я жив, — признался Колин, и в его голосе чувствовалась искренняя боль. — Я не могу объяснить, почему мы так мало делали для сестры. С того момента как мы покинули утробу матери, мы видели лишь жестокость со стороны отца. С самой колыбели мы хорошо изучили одну науку — науку выживания, научились, как избегать побоев отца, которым он подвергал не только нас, но и всех, кто жил под его покровительством. Да, мы сильны и можем не моргнув глазом сразиться с любым, кто бросит нам вызов. Однако мы всю жизнь прожили в смертельном страхе перед Дугганом Макнейрном, в страхе, который всосали с молоком матери…

Гейбл покачал головой и задумчиво провел рукой по волосам.

— Ты прав. Прошу меня извинить. Я и в самом деле не знал такой жизни и не могу судить о том, как она влияет на человека. Я могу говорить лишь о том, что видел перед глазами, — маленькая, хрупкая девушка терпела издевательства со стороны собственного отца, и никто ни слова не сказал в ее защиту!

— Я понимаю и не обижаюсь, однако Джордж, хотя и не слишком деликатно выразился, тоже был прав. Эйнсли жива, хотя, если учесть все обстоятельства, уже давно могла бы лежать в могиле. Большего мы не могли сделать. Мы только сумели сохранить ей жизнь, а это тоже немало, если принять во внимание риск, которому сами подвергались!

— Но почему ваш отец намеревался убить родное дитя?

— Он ненавидел Эйнсли. Каждый раз, когда Дугган смотрел на нее, он вспоминал о своем позорном поступке — как он бросил их с матерью на растерзание Фрейзерам. Он мог бы их спасти, но предпочел бежать с поля битвы и даже не попытался помочь несчастной женщине и беззащитному ребенку. Эйнсли была живым напоминанием об этом постыдном бегстве… И с того ужасного дня Дугган ни капельки не изменился. Если бы история повторилась, он снова поступил бы точно так же, спасая собственную шкуру. Да, впрочем, он часто делал именно так. Даже сегодня отец не задумываясь удрал бы, оставив нас один на один с врагом. Ему помешало лишь то, что он не успел добраться до потайного хода…

Колин немного помолчал.

— Я не отдавал себе отчета в том, до какой степени отец желает смерти Эйнсли, пока она не возвратилась из Бельфлера. Она пыталась бежать, но безуспешно. Отец убил бы ее на месте, если бы нам с братьями не удалось остановить его. Потом он пытался уморить ее голодом в темнице. Тогда я понял, что не могу и дальше с этим мириться. Если бы ты не появился у ворот Кенгарвея, я придумал бы способ помочь Эйнсли бежать, не подвергая ни ее, ни остальных слишком большому риску.

— Похоже, что нашему старому недругу Фрейзеру удалось осуществить то, что не смог сделать отец, — заметил Джордж.

— Ваша сестра не умрет! — горячо возразил Гейбл, желая убедить в этом не столько братьев Эйнсли, сколько самого себя.

— Ты говорил, что Рональд еще жив? — осведомился Колин.

— Да. Его тяжело ранило тогда у реки, но организм у него сильный. Старик даже хотел ехать со мной, но я его отговорил. Я думаю, он сумеет спасти Эйнсли.

— А не опасно ли перевозить ее, пока она в таком состоянии?

— Но в Кенгарвее не осталось камня на камне! Вряд ли Эйнсли здесь будет удобно. Даже если вы сразу начнете что-нибудь строить, это займет больше времени, чем путешествие в Бельфлер. А там она найдет людей, которые смогут за ней ухаживать, теплую, уютную постель и вкусную еду. Нет, самое разумное сейчас — это отвезти Эйнсли в Бельфлер. Мы с моим отрядом выступим на рассвете.

— Даже если у нее начнется лихорадка?

От этих слов Колина у Гейбла мурашки побежали по спине, однако он попытался отогнать страх. Ему не хотелось волновать Колина и остальных братьев Эйнсли. В то же время рыцарь понимал, что лихорадка может оказаться смертельной. За то короткое время, что Гейбл провел у постели девушки, он не раз прикасался к ее лбу, желая удостовериться, что жара у нее еще нет, и страшась в глубине души, что он вот-вот появится. И все же не стоит предаваться страху сейчас, пока нет видимой опасности. Это вряд ли поможет…

— Да, даже в этом случае, — твердо ответил Гейбл. — Да, кстати… Мне нужно тебе кое-что сообщить. Король даровал мне Кенгарвей и все ваши земли.

— Я догадывался об этом, сэр. Иначе зачем ты просил бы нас присягнуть тебе на верность?

— Хотя бы затем, чтобы вы оставили в покое меня, моих людей и мои земли. Разве это не причина?

— А может быть, ты хотел удостовериться в нашей верности, прежде чем сообщить, как много мы потеряли в этой битве?

— Может быть, и так, — неохотно согласился Гейбл, потому что такая мысль действительно промелькнула у него, когда он принимал клятву Макнейрнов.

— И ты поверишь нашим клятвам? — поинтересовался Колин, не сводя пристального взгляда с Гейбла.