Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев

«… к новому пониманию революции можно прийти, уже перешагнув через Маяковского».

Дать достойный ответ этой нелицеприятной критике, шедшей от бывшего соратника лефовцев, было поручено Николаю Асееву. И в четвёртом номере «Нового Лефа» он опубликовал статью «Страдания молодого Вертера ("Вы думаете легко предавать идеалы молодости?")».

Как видим, началась очередная литературная заварушка.

Ленинградский журнал «Искусство» (№ 4 за 1928 год) вновь принялся сравнивать:

«Маяковский занят лозунгом. Сельвинский, вооружённый однородной поэтикой, идёт дальше – к быту, к фабуле, развёрнутой иногда с детективной остротой».

Не случайно, наверное, встретившись незадолго до этого с писателем Юрием Карловичем Олешей, Маяковский воскликнул:

«Олеша! Вступайте к нам в "Новый Леф", будем вместе бороться против Сельвинского!»

15 марта 1928 года Маяковский обратился к заведующему Госиздатом Артемию Багратовичу Халатову с письмом:

«Тов. Халатову

Государственное издательство

Уважаемый товарищ!

Вынужден обратить Ваше внимание на бесконечную и недопустимую волокиту в деле издания моего собрания сочинений…»

В самом деле, Госиздат начал издавать собрание сочинений Маяковского в пяти томах с пятого тома, и поэт с возмущением писал Артемию Халатову:

«Один разрозненный V том издан, очевидно, в насмешку, специально для срыва продажи книги…».

Халатов наложил на письмо поэта резолюцию:

«… жалоба т. Маяковского справедлива – действительно просрочили издание на год с лишним».

В мае второй и третий тома были подписаны к печати.

16 марта Маяковский отправил ещё одно письмо в Госиздат – в его литературно-художественный отдел. На этот раз поэт признавался в том, что и он не всегда выполняет договорённости:

«Прошу отсрочки на три месяца по договорам на “Драму” и “Роман”.

Вл. МАЯКОВСКИЙ».

Ситуация очень странная. На «отсрочки» Госиздата Маяковский жаловался, считая их «бесконечной и недопустимой волокитой», а собственные «отсрочки» были для него явлением вполне допустимым.

18 марта, когда страна Советов отмечала День Парижской коммуны, газета «Труд» опубликовала стихотворение Маяковского, посвящённое этой дате. Поэт вновь заговорил о приближавшейся войне и о том, что последует после неё:

«Густятся / военные тучи,

кружат / Чемберлены-вороны,

но зрячих / история учит —

шаги / у неё / повторны.

Будет / война / кануном —

за войнами / явится близкая,

вторая / Парижская коммуна —

и лондонская, / и римская, / и берлинская».

В тот же день (18 марта) Маяковский выехал в Киев, Винницу и Одессу – отрабатывать пропущенное из-за болезни. Вернувшись в Москву, он стал собираться в новую поездку – в Смоленск, Витебск и Минск. Но новый приступ гриппа вновь надолго уложил его в постель.

Очередная кампания борьбы с новыми врагами трудового народа страны Советов, а вместе с ней и противостояние бывших новолефовцев со старыми недругами – всё это ещё только начиналось. А у Лили Брик вновь проснулась охота к перемене мест.

Аркадий Ваксберг:

«Весной 1928 года Лиля снова собралась за границу. Собралась вместе с Маяковским – их союз не распался и распасться уже не мог, слишком много общего связывало этих двух людей, чья духовная близость ни у кого не вызывала сомнений. Ни у кого, кроме недругов, разумеется: те – ни раньше, ни позже – не могли смириться с их образом жизни, не подходившим не под какие, доступные их пониманию, стандарты, даже литературные, и с добровольным рабством, которое Маяковский сам на себя наложил – абсолютно сознательно».

В приведённых фразах больше всего удивляет то, что в «духовную близость» Маяковского и Лили Брик поверил даже Аркадий Ваксберг, столь близко подошедший к пониманию характера отношений Маяковского и ОГПУ, Маяковского и Лили Юрьевны.

Чтобы отмести возможные подозрения относительно истинных целей своих чересчур частых заграничных вояжей, Владимир Владимирович заговорил об этой поездке сам – в журнале «Огонёк» от 28 марта 1928 года:

«Я путешествую для того, чтобы взглянуть глазами советского человека на культурные достижения Запада. Я стремлюсь услышать новые ритмы, увидеть новые факты и потом передать их моему читателю и слушателю. Путешествую я, стало быть, не только для собственного удовольствия, но и в интересах всей нашей страны».

Видимо, «интересы всей страны» потребовали, чтобы и Л.Ю.Брик отправилась за границу. На этот раз она ехала для просмотра зарубежных кинобоевиков и закупки отдельных их фрагментов для последующего использования приобретённого материала при монтаже кинокартины, которую Лили Юрьевна предполагала делать совместно с режиссёром Львом Кулешовым.

На вопрос, для чего создателям советской кинокартины понадобились иностранные кинокадры, Аркадий Ваксберг ответил, что этот материал…

«… предполагалось использовать для осмеяния западного образа жизни. Было у Лили и множество других заданий: издательских, сценарных, театральных и прочих, связанных с творческими планами двух её "мужей"».

Но может быть, существовала и какая-то другая причина необходимости этой поездки?

Вспомним ещё раз, что, когда отношения Лили Брик и Александра Краснощёкова надо было поскорее раскрутить, Лили Юрьевне дали приказ срочно вернуться в Москву, а Маяковского отправили во Францию. А когда Владимир Владимирович вернулся на родину, Лили устроила ему скандал и на два месяца разорвала с ним все отношения – чтобы не мешал.

Когда настал срок отправить Краснощёкова за решётку, находившихся в Германии Бриков на несколько дней задержали в Берлине. Надо полагать, для того, чтобы не мешали препровождению в Лефортовскую тюрьму арестованного директора Промбанка.

На время, когда проходил суд над Краснощёковым, Лили Юрьевну вновь отправили в заграничную поездку. Видимо, тоже для того, чтобы не мешала судить своего возлюбленного.

С чем (или с кем) была связана новая поездка Лили Брик и Маяковского, установить пока не удалось – никаких официальных свидетельств о том, какое новое задание могли дать им в ОГПУ, нет. Да и никто, собственно, не пытался искать эти доказательства. Известно лишь, что сопровождать «закупщицу» кинофрагментов должен был поэт и киносценарист Владимир Маяковский, стремившийся также пополнить свою коллекцию зарубежных «ритмов и фактов», чтобы в дальнейшем использовать их в «интересах страны».