Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

Я опускаюсь на мост и прижимаюсь щекой к прохладному камню. А Аилесса начинает петь колыбельную о первой дочери богов, которую называет Эстель. Звезда.

Я позволяю песне просочиться в самое сердце. А затем еле слышно и почти бессвязно подпеваю припев. Мой голос больше напоминает пронзительное карканье, но я продолжаю петь. Даже когда перестаю слышать себя, песня об Эстель звучит внутри, наполняя меня Светом.

И я продолжаю цепляться за ее образ звезды и тонкую нить надежды, пока глаза не закрываются сами собой.

33. Аилесса

Я продолжаю петь песню, которую сама же придумываю слово за словом и ноту за нотой, желая, чтобы у меня появились силы пройти сквозь Врата из пыли и погладить волосы Сабины, пока она спит на мосту душ. И вдруг чувствую под рукой ее темные локоны, но не блестящие и аккуратно уложенные, как минуту назад, а влажные от пота и слегка расплывающиеся по краям.

– Будь осторожней с видениями, – говорит Форжерон.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Он стоит прямо у меня за спиной, но я уже сижу с Сабиной не на мосту душ в подземной пещере, а на выступе в каменоломне под часовней Дю Повр. Сестра лежит на соломенном матрасе у рельефа с изображением Шато Кре и четырех богов. Ее лицо побледнело, а дыхание судорожное.

– Я… я даже не поняла, что это видение.

Перед тем как оказаться с Сабиной на мосту душ, я тщетно старалась помочь Казу удержать ее, пока Бердин вливала ей в рот новую порцию противоядия. А затем вдруг оказалась по другую сторону Врат из пыли. И это перемещение не показалось мне необычным. В Зеркалье я уже не раз переносилась из одного места в другое в мгновение ока.

Я обвожу выступ глазами, пытаясь сориентироваться. Бастьен и Жюли спят. Видимо, ночь в самом разгаре. Бердин нет. И, кажется, она ушла присмотреть за своим больным дядей. А вот Марсель не спит, просматривая книги, которые Каз вытащил из личной библиотеки короля. Да и Каз тоже. Он сидит рядом с Сабиной с прикрытыми от усталости глазами и поправляет на ней одеяло.

– Ты заснула, – объясняет мне Форжерон.

Я удивленно смотрю на него:

– Здесь можно спать?

– Нет, но вполне можно погрузиться в сон, если хочешь забыть о своих проблемах. – Он прислоняется к стене, словно и сам бы с радостью задремал. – Но я бы посоветовал не делать этого. Завеса между Зеркальем и миром смертных тонка. Сны здесь очень часто оборачиваются видениями, а общение в них с живыми вполне может стать вмешательством в их жизнь.

Я смотрю на браслеты на своих запястьях. Если к ним добавится еще одно звено, то я стану Скованной. И Форжерону придется ударить молотом о землю, чтобы призвать по мою душу шакалов.

– Почему ты не заковал Одиву в цепи? – спрашиваю я, вспомнив слова Эстель: «Твоя мать хотя бы оказалась достаточно умна, чтобы не получить ни одного из них». – Ведь она специально отправила мне свое видение, – говорю я. – Она обманом заставила меня освободить ее из Подземного мира, не получив при этом ни единого звена.

– Твоя мать не использовала Свет. – Форжерон трет светящееся orvande пятно на своем предплечье, которое никак не хочет стираться. – Тирус не требует с меня наказывать тех, кто владеет его тьмой.

– Не знала, что тьмой можно управлять.

– У всего есть обратная сторона.

Я пристально смотрю на него. Он ведет себя немного спокойнее, чем обычно. Возможно, в последнее время Форжерону не пришлось раздавать цепи или у него не всегда мрачное настроение… хотя и нынешнее расположение духа не назовешь приятным. По крайней мере, он не выглядит так, будто держит на своих плечах миры живых и мертвых.

– А что произойдет, если ты не станешь подчиняться Тирусу? – спрашиваю я, вновь вспоминая слова Эстель о том, что Форжерон верит, что у него нет выбора.

Что его долг – это его проклятие.

Несколько мгновений он молчит, ковыряя рукоять своего молота.

– Я останусь в Зеркалье, но Тирус навсегда закроет от меня мир смертных. И вместо него останутся лишь размытые образы в дымке тумана. Для Эстель тоже. Он связал наши судьбы, когда она последовала за мной сюда. – Его рот слегка подрагивает, и он упрямо поджимает губы. – Я бы вынес это наказание, но не хочу, чтобы она страдала.

Я вспоминаю, как Эстель проводила руками по морской глади, которую не чувствовала, и как запрокидывала голову навстречу солнцу, которое не греет, как рассказывала о том, что по ночам наблюдает за своими потомками. Но какой бы довольной она ни казалась, ясно, что она желает того, чего у нее нет. И больше всего из этого она хочет счастья с Форжероном. «Я воображаю, что счастлива здесь с единственным мужчиной, которого когда-либо любила», – сказала она.

– Думаю, она бы предпочла настоящую жизнь с тобой здесь вместо притворства, – цепляясь за ее слова, говорю я.

– Настоящую жизнь? – едва сдерживаясь, рычит Форжерон. – Да я даже не могу прикоснуться к ней, потому что придется надеть на нее цепи.

– А ты попробуй отказать Тирусу в этом требовании.

– Я слишком боюсь его реакции, чтобы решиться на это.

Я бросаю взгляд на Бастьена, спящего на моей сложенной сорочке вместо подушки. Он свернулся калачиком, словно ребенок. А рядом с ним на полу стоит статуэтка дельфина, вырезанная его отцом.

– Некоторые предпочли бы оказаться Скованными, лишь бы провести вечность рядом с человеком, которого они любят.

Форжерон усмехается:

– Даже если бы для этого требовалось самому натравить на них шакалов?

– Ты не лишен свободы выбора. И лишь от тебя зависит, станешь ли ты ударять молотом о землю или нет. Эстель уже давным-давно сделала свой выбор, когда отказалась от жизни среди живых и отправилась за тобой сюда. И уже целую вечность ждет, пока ты примешь его.

Поддавшись гневу, он отталкивается от стены и впивается в меня горящими orvande глазами. Его взгляд тверд, словно камень.

– Я в Зеркалье, словно в ловушке, уже тысячи лет. И не желаю, чтобы какая-то девчонка, попавшая сюда несколько дней назад, указывала мне, что делать.

Форжерон вскидывает молот. Я вздрагиваю, опасаясь, что он, поддавшись злости, ударит им о землю. Но рукоять с тяжелым стуком приземляется ему на плечо. После чего Форжерон разворачивается и, сделав пару шагов, исчезает.

Я вздыхаю. Наживая себе врага в лице кузнеца Подземного мира, я никак не помогу себе.

Бастьен ворочается и бормочет что-то несвязное себе под нос. Я подхожу к