Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

стол и наполняет их красным вином. По словам Каза, любой вышколенный слуга, принес бы два кубка, прекрасно зная, что королева будет сопровождать нового короля.

Каз передает Бастьену мешок с книгами и достает из кармана носовой платок. Он откидывает два края в сторону и достает стеклянный флакон, в котором содержится яд. У него такой темный и противный цвет, что даже сводит живот.

Каз безуспешно пытается откупорить пробку.

– Дай мне, – говорит Бастьен.

Каз качает головой:

– Почти получилось.

Но тут мой шакалий слух улавливает шаги в коридоре.

– Кто-то идет сюда, – шепчу я. – Это могут быть они.

Каз продолжает сражаться с флаконом. Бастьен нервно расхаживает по комнате. А я кусаю губы. Наш план с каждой минутой кажется все более безрассудным. С чего мы вообще решили, что сможем это сделать?

Шаги уже у самых покоев. А до дверей в гостиную всего пара шагов. И они обе открыты.

Я даже не осмеливаюсь предупредить парней. У матери прекрасный слух, а еще усиленные инстинкты, когда дело касается дочерей. Я тянусь за флаконом, чтобы открыть его самой. Но Каз неправильно понимает меня и поспешно толкает в ладонь носовой платок, чтобы освободить руки. Вот только я никак этого не ожидала. И едва успеваю подхватить уголок ткани. Но противоядие выскальзывает. Падает на каменный пол. И разбивается вдребезги.

Сердце пропускает удар. Я бросаю панический взгляд на Каза. А ему как раз удалось откупорить пузырек с ядом. Выхватив его из рук Казимира, я одними губами говорю ему: «Прячься!»

Он бросается к портьерам у окна напротив камина. Бастьен ныряет за большой сундук в углу за дверью. Я же дрожащими руками наливаю яд в оба бокала. У нас ничего не получится. Мать тут же почувствует присутствие Каза и Бастьена. Мы планировали, что они ускользнут отсюда до того, как Одива и Годарт вернутся сюда. Меня тоже не должно было быть здесь, но я хотя бы могу постоять за себя.

Я прячу пустой пузырек в карман, а затем наступаю на осколки, чтобы спрятать их. И в следующее мгновение большая фигура заслоняет проем между комнатами, замирает там на мгновение, а затем медленно заходит внутрь.

– Ну здравствуй, дочь, – говорит Годарт.

31. Аилесса

Я стою, вытянув руки в разные стороны, между Сабиной и ее отцом в тщетной попытке оградить их друг от друга. Я видела, на что способен Годарт с благодатями моей матери. И не сомневаюсь, что он все еще может ими воспользоваться, хоть и пришел один.

Сабина стоит, вытянувшись по струнке, на разбитом флаконе с противоядием, боясь даже пошевелиться. Я удивлена, что Годарт так быстро узнал ее в гвардейской форме и с убранными под шлем волосами, ведь они виделись всего один раз на мосту душ.

– Неужели ты не хочешь поприветствовать своего отца?

Он делает два уверенных и широких шага в гостиную.

Сабина медленно разжимает кулаки:

– Прости. Добрый вечер, о-отец.

В его взгляде, направленном на нее, читается легкий интерес.

– Что привело тебя в мой замок, да еще и в таком виде?

Когда Годарт произносит «мой замок», от окна, где за портьерами прячется Казимир, доносится шорох. Я мысленно молю Каза не двигаться. Если Годарт воспользуется шестым чувством, то ощутит его присутствие в комнате. К счастью, Бастьен, кажется, даже дышит через раз за сундуком. Сабине необходимо заставить отца выпить яд, и неважно, есть противоядие или нет. Я уже несколько часов слежу за друзьями, поэтому прекрасно знаю их планы.

– Мне пришлось переодеться, – отвечает Сабина. – Я уже как-то пробиралась в Бо Пале, и стражники знают меня в лицо. Поэтому я побоялась, что стражники схватят меня или убьют до того, как мы сможем увидеться. Я в отчаянии. Аилессы больше нет. И мне не к кому обратиться.

Я слегка расслабляюсь. Сабина говорит вполне убедительно. Я недооценила ее умение лгать. Возможно, ей помогает в этом благодать золотого шакала.

Годарт подходит ближе. И я отступаю в сторону, хотя он бы ничего не почувствовал, даже если бы прошел сквозь меня.

– Почему ты не можешь пойти к своей famille? – прищурив глаза, спрашивает он.

Сабина опускает голову:

– Меня изгнали.

– Мою дочь изгнали? – Он хмурится, словно его гордость задели. – Одива сказала, что объявила тебя своей наследницей.

Сабина натягивает жалкую улыбку.

– Так и есть, но она не сказала им, что еще и моя мать. А я тоже скрыла это от них. – Она вздыхает. – Я слишком много секретов скрывала от них. Поэтому лишилась их доверия. И уже ничего не вернет его.

– Женщины, – усмехается Годарт. – Все они настоящая свора. Стоит предать одного, как они считают, что ты предал их всех.

Ох, как же я его ненавижу.

Глаза Сабины сверкают от ярости, но она быстро отводит взгляд, чтобы он ничего не заметил.

– Есть лишь одна необыкновенная женщина, – продолжает Годарт, – и она посрамит любую. Тебе повезло, что в твоих венах течет ее кровь.

Сабина вздергивает подбородок.

– Надеюсь, однажды я скажу, что мне повезло, что в моих венах течет твоя кровь.

Он приподнимает бровь:

– Однажды?

– Сначала мне нужно простить тебя. – В этот раз Сабина даже не пытается скрыть свой гнев, но тут же быстро скрывает его за печалью, которая слышна в ее прерывающемся голосе. – Ты здесь, потому что Аилессы больше нет и никогда не будет рядом.

– О, Сабина, – шепчу я и кладу руку ей на плечо.

Ее губы приоткрываются, а взгляд начинает метаться по комнате. Я напрягаюсь. Неужели она меня слышала?

В дверном проеме появляется фигура. «Скорее всего, пришла наша мать», – решаю я. Но в комнату заходит мужчина с кузнечным молотом в руках. И вижу его только я.

Отступив от Сабины, я поднимаю руки.

– Я не спасала ее, Форжерон. А лишь произнесла ее имя.

Черты его лица такие же жесткие, как звено цепи, что он мне дал, когда я помогла Казу.

– Ты уже позабыла, о чем тебе рассказывала Эстель?

В первую секунду я не понимаю, о чем он говорит, но затем у меня перехватывает дыхание. «Имена – это песни души, – сказала Эстель. – Они удерживают Свет Элары».

Так вот почему Сабина услышала меня, когда я произнесла ее имя? Благодаря Свету?

Но почему сейчас? Ведь я не раз произносила ее имя в Зеркалье.

А также Каза и Бастьена. И никто из них до этого меня не слышал.

Годарт молчит, размышляя о Сабине. Дочери, которую не смог вырастить. Как и любой из отцов Леурресс.