Сын ведьмы - Симона Вилар

Добрыня подумал: хорошо, что уговорили паренька идти с собой. Люди-олени требовали от юного шамана совершить колдовство и изгнать пришлых, убивших Чорр. Когда он отказался, люди в становище решили связать его и отнести в горы. Добрыня помешал: пошел на них, растолкал, дал пару крепких затрещин, да еще и копья отнял. Люди-олени смотрели куда-то на горы, словно ждали защиты. Потом просто собрались и двинулись прочь. Только Даа сидел на земле и плакал. Сородичи отказались брать его с собой, решив, что он не колдует ради гостей. В итоге его просто бросили, изгнали. Зато пришлым как раз нужен был проводник.

Вот тогда Добрыня и предложил шаману провести их в страну Ябме-акко-абимо, как тут называли подземное царство колдуна Йына. Услышав это, Даа просто поменялся в лице, долго молчал. Но был ли у него выход? В одиночку он бы все равно погиб. И юный шаман решился.

Теперь Добрыня чувствовал себя обязанным защищать и поддерживать парнишку.

– Это еще не конец, дружок. Подумаешь, медведь из чащи выскочил! И что бы нам еще там впереди ни предстояло, погибать мы не собираемся. Так что с нами не пропадешь.

Добрыня умел влиять на людей. К тому же Даа знал дорогу к царству Йына. По пути объяснял, что за лесом начнется подъем по криволесью, потом будет вонючий поток в узкой расселине, дальше каменная долина, где и стоит сейд – священный камень, под которым обитает дух-предок, покровитель его племени. Туда он и ходил с Чорр, чтобы принести в жертву оленя. Но там опасно, там обитает тале – горный великан-людоед.

– Ты видел его?

– Нет. Но слышал. Он порой спускается к большому озеру, близ которого мы пасем оленей. Я однажды слышал его тяжелые шаги, сопение. Но близко к людям-оленям он не подходит. Все же мое племя под защитой Йына. А когда тале уходит, то может и деревья в лесу повалить.

Когда Даа это произнес, слушавший их Сава невольно вскрикнул. И ответил на недоуменный взгляд посадника:

– Я тоже слышал этого тале! Однажды, когда я молился, он от меня убежал. Да еще и лес крушил, удаляясь. Вспомните, когда мы только тронулись в путь, то шли как по просеке, где деревья словно вихрь уложил.

Добрыня смотрел на него, размышляя. И сделал вывод:

– Значит, когда ты молился, чудище это убралось восвояси?

– Еще как убралось!

Добрыне было о чем подумать. А еще надо было посоветоваться с матерью. Но сейчас, когда она так озабочена, так задумчива и все время отстает, не до разговоров.

Малфрида и впрямь отставала от путников. Они шли очень долго и все время вверх – какая баба тут не устанет? Но Добрыне казалось, что его мать не столько утомлена, сколько погружена в какие-то свои мысли, отрешилась от всего остального.

Он велел сделать привал, когда они вышли на небольшую прогалину близ бежавшей с горы бурной реки. В этом тихом мире журчание струй казалось просто дивной музыкой – живой, обычной, резкой. А вода в ручье – студеная, но вкусная непередаваемо. Набрали ее в глиняный котелок, поставили на огонь. Поваливший от сухого лапника дым позволил избавиться от комаров. Грибов вокруг было видимо-невидимо. Сава скинул сетку от мошкары, собрал их для похлебки, добавил в варево каких-то трав и кусок оленьего мяса. Подле костра было уютно, даже мрачная тишина леса уже не угнетала.

Малфрида по-прежнему сидела хмурая и задумчивая. Добрыня нанизал на прутик грибов, поджарил их над огнем и отнес ей полакомиться. При этом сказал:

– Давай, делись, что тебя гложет. Мы сейчас не в том положении, чтобы таиться друг от друга. А ты, я вижу, все про Мокея этого забыть не можешь?

Малфрида какое-то время молчала, а потом все же поведала. Про парня из древлянского селения, который когда-то был влюблен в нее. Звали его Мокей Вдовий сын, так как отца его никто не помнил. Ладный был собой молодец этот Мокей, шустрый. Он тоже нравился Малфриде, причем настолько, что она даже совершила колдовство, вылечив от яда укусившего его оборотня. Попался как-то Мокей в лапы к оборотню, тот искусал его, ну и понятно, что ждало парня, если бы не лечебные чары Малфриды. Но, видимо, не стоило ей возиться с Мокеем, не получила она благодарности от спасенного. Более того, будучи отвергнутым, этот древлянин настроил против нее своих сородичей, травил ее, издевался.

Вспоминая все это, Малфрида вдруг так разозлилась, что когти полезли из пальцев, клыки появились. Но Добрыня уже стал привыкать к подобным перевоплощениям родимой, потому не отшатнулся, а просто протянул палочку с грибами и улыбнулся. И лишь когда она успокоилась и стала обычной, спросил:

– Что он тут делает, Мокей этот?

– Если бы я знала, – вздохнула чародейка. – Признаюсь, когда-то я оживила Мокея, после того как он пал в сече под Искоростенем. И наложила заклятие, чтобы ушел как можно дальше и не возвращался. Но, видимо, слишком далеко направила, если он оказался тут, во владениях Кощея. И это не к добру. Он всегда был непростым, этот Мокей Вдовий сын. Да и Бессмертный к себе кого попало на службу не возьмет. Одно скажу: не хотела бы я вновь с ним встретиться.

– Если не хотела, зачем оживила? Помер бы себе и помер.

Малфрида не ответила, только горько вздохнула88.

И вдруг заговорила о другом:

– Зачем мы вообще идем туда? Против кого восстали, ты хоть понимаешь? Разве хочешь погибнуть, бесславно сгинуть в глуши? Об этом же никто не узнает, песен не споет, сказов не расскажет. Никто не оценит твой подвиг, тебя попросту забудут.

Добрыня долго смотрел на языки пламени.

– Кощей оставит мою землю в покое? Есть способ с ним договориться?

Малфрида убрала волосы с глаз, взглянула на сына. Это все, что его волнует?

– Я не знаю. Но если он уже совершил чародейство, о котором ты говорил, то оно останется. Зачем ему что-то менять? Зачем поддаваться другой силе?

– Ну, это мы еще поглядим. С Божьей помощью…

Он не договорил, зная, как Малфриду раздражают речи о христианстве. Даже Сава это уразумел, отошел в сторону, совершая вечернюю молитву. Добрыне вдруг стало хорошо, что в этом неприветливом краю кто-то взывает к Спасителю. Ах, ему бы такую стойкую веру, как у этого парня! Но и без веры он уже не мог. Если не Христос, то что остается?

– Лучше расскажи-ка мне, чародейка, где меч-кладенец искать станем?

Дался ему этот кладенец! Малфрида уже жалела, что пошла у сына на поводу. Но они уже здесь, и ведьма понимала, что уж кто-кто, а она не сможет вернуться. Кощей не выпустит ее, когда она так близко.

К тому же она не до конца понимала, где спрятан меч. Ибо не ожидала, что он настолько сокрыт. Про неуязвимую кольчугу и даже про шлем-зерцало довольно быстро сообразила с помощью видений, а вот где Кощей кладенец схоронил, все не могла разобрать. Закрывала глаза, сидела, шепча наговоры. Со стороны она казалась окаменевшей, только губы ее чуть шевелились да из горла доносилось клокотание.