Сын ведьмы - Симона Вилар

Дух просил обещанную при его появлении жертву. Говорил, что голоден, хотел крови. А как откажешь предку?

Кажется, Даа был напуган, смотрел на старика расширившимися глазами, и в его долгом пении теперь слышалось почти истерическое повизгивание. Старик пялился на него, его глаза вдруг совсем побелели, взгляд стал тяжелым, а Даа клонился, словно к его шее привязали груз. И тут Малфрида крикнула Добрыне:

– Будь наготове!

Сама же окликнула духа:

– Вот тебе кровь, старец!

И стремительно, единым взмахом перерезала Жишиге горло.

Саву едва не замутило, когда он увидел, как дух проворным прыжком оказался возле повалившегося ничком волхва, стал слизывать капли крови на камнях. А Малфрида склонилась над ним, зашипела по-змеиному, что-то стала наговаривать; ее волосы взвились темным облаком, заполоскались на невидимом ветру. Лицо ведьмы было напряженным, пожелтевшие глаза пылали, она поводила перед собой руками, как будто плела некий узор, накидывала сеть. И такой реальный, но на деле бесплотный старик-дух замер над кровавой лужицей, как если бы попал под эту сеть, застыл, казалось, окаменел, как окаменело и неподвижное тело Жишиги, – они с духом как будто были в своем отдельном кусочке мира, накрытые невидимыми чарами.

– Давай, Добрыня! – взвизгнула Малфрида. – Скорее!

Сава, только что и сам словно окаменевший от увиденного, вдруг заметил, как сейд-камень начал тяжело, со скрипом и грохотом вращаться, вкруг него вздыбилась земля, потом он вздрогнул и стал заваливаться, словно падающее в грозу дерево. А под ним открылся темный лаз, ведущий куда-то под землю. В него и прыгнул Добрыня, исчез в узкой трещине.

Даа продолжал тянуть свое пение, Малфрида стояла над замершим духом и Жишигой, все так же раскинув над ними руки, шипела, порыкивала, свистела порывами ветра, и лишь изредка можно было уловить резко срывавшиеся с ее уст слова: держать, терпеть, покориться.

И вдруг дрогнула земля. Сава едва не упал, оглянулся – и на несколько мгновений застыл изваянием.

От склона горы к ним приближалось нечто – огромное, сутулое, серое, как камень, с мощными конечностями и вросшей в плечи маленькой головой, голой, как скала. А еще можно было рассмотреть лицо – грубое, безумное, с вытаращенными глазами и открытой темной пастью.

Даа перестал петь и пронзительно закричал:

– Тале! Это сам тале идет!

Вспомнилось: тале – это горный великан-людоед, дикий и жестокий. И сейчас он приближался, от его поступи содрогалась земля, валились каменные столбы, грохотали камнепады.

Тале двигался прямо на них! Малфрида, оставшись на месте, стремительно выбросила в него руку – сверкнула молния, врезалась в грудь великана и разлетелась искрами. Тале лишь на миг замер, пощупал себя и взревел.

У Савы заложило в ушах, а потом он, уже ни о чем не думая, кинулся в сторону, пытаясь скрыться среди каменных валунов. Но в какой-то миг понял, что Малфрида осталась стоять на пути великана, опять бросила в него молнию, какая лишь чиркнула по каменной коже тале, не причинив ему вреда. Сейчас он наскочит на нее, сейчас раздавит…

Сава сам не заметил, когда выхватил лук и стал стрелять, пуская стрелу за стрелой. Каменный, говоришь, а вот глаза у тебя, чудище, вращаются! И если попасть в глаз…

Он попал. Тале замер, закрыл громадной трехпалой лапой глазницу, потер недоуменно. А потом повернулся к Саве. И такой древней мощью повеяло от его тяжелого взгляда, что от страха Сава перестал соображать. Только бормотал еле слышно:

– Во имя Отца и Сына… Спаси и защити!..

Ослабевшая рука сама выронила лук, колени подкосились, а сам он склонился, закрывшись руками и ощутив, как подрагивает земля под ногами приближающегося чудища. Значит, все…

Но за этим ничего не последовало. Приоткрыв через миг глаза, Сава увидел, как великан отступает, кажется, даже убегает с диким ревом… Силы небесные! И всплыло воспоминание: некогда тале точно так же убегал через чащу, когда Сава читал молитву на дереве! Оказывается… эту нечисть можно отогнать святым словом!

Сава выпрямился, собрался с духом, как вдруг заметил, что тале замер, словно наткнувшись на невидимую стену, взревел, замахал руками, пытаясь пробить что-то невидимое. Но не вышло, и он, глухо подвывая, вновь повернулся к ним: оскаленная пасть, круглые, вращающиеся от ужаса, безумные глаза. Один из которых истекал темной грязью… или такая кровь у этого дикого тале?

Великан возвращался. Сава слышал, как Малфрида кричит:

– Сава, скорее твори свое христианское заклятие! Оно его пугает!

Но Сава в кои-то веки не мог сосредоточиться. Его швыряло, земля ходуном ходила под ногами, а обезумевший великан несся прямо на него. И, прежде чем подумать о чем-то, священник кинулся прочь, побежал, сам не ведая куда.

Миг – и он оказался у обрыва плато. Все, бежать дальше некуда. Сава замер, затравленно озираясь. Внизу – крутой каменистый обрыв, вдали – зеленое озеро. А где-то сзади отчаянно кричала Малфрида… кажется, звала Добрыню. Ее пронзительный голос на миг отвлек тале от Савы, он повернулся к ведьме и ловко, как для такой огромной туши, отмахнулся, когда в него с ее руки полетела очередная яркая молния. Как и ранее, молния не причинила ему вреда. Сава видел, как великан поднял стопу, – кажется, сейчас он раздавит Малфриду.

– Беги! – закричал парень.

Огромная стопа уже опускалась, когда Малфрида неожиданно вылетела из-под нее черной вороной, а великан грузно, но проворно кинулся за ней, пытаясь сбить. В запале он повалил выветренные камни-столбы, все покрылось пылью. А еще из-под стопы великана как ни в чем не бывало показался старец-дух. Легко забрался по огромному тале, устроился у него на голове, огляделся. Тале ревел, но явно не имел ничего против примостившегося на себе духа. А дух вдруг указал на Саву – его первого из пришлых заметил.

Сава стоял на самой кромке обрыва. Тале смотрел на чужака, как и раньше, – тупо и злобно. Он был огромный, от него веяло такой мощью иного мира…

Перед смертью надо молиться. И Сава упал на колени, сцепил руки и стал читать отходную. И даже не сразу понял, что случилось. Оказалось, тале не заметил его, пронесся мимо и на мгновение застыл на самой кромке обрыва, потом оступился, начал падать вниз. Словно не веря случившемуся, Сава смотрел, как огромное тело валится по круче, сбивая камни, ударяясь об отроги горы.

Неужели все?..

Сава громко расхохотался. И тут же смех в нем замер, когда словно ледяной удавкой стянуло горло, дыхание перехватило…

Старец-дух камня! Он стоял совсем рядом, его руки удлинились, вцепились в священника, душили его, вытягивали жизнь. Сава задыхался, понимая, что это конец. Еще успел заметить, как лицо старца стало приближаться, рот невероятно широко раскрылся, показались длинные острые зубы…

Мир Савы почти померк, когда он внезапно понял, что свободен. Кашлял и задыхался, упав на колени. Еще ничего не понимая, увидел стоявшего рядом Даа, который говорил своему духу предка, что это его, ослушавшегося заветов племени, надо убить прародителю. Ведь это Даа виноват, что привел сюда чужаков, нарушив покой духа, и не принес ему ничего, что того порадовало бы. И Даа стал опускаться на колени, с ужасом и покорностью глядя, как поворачивается к нему разгневанный дух, как, оставив Саву, протягивает длинные руки к шаману, чтобы забрать у ослушника жизнь.