Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн

вместе составляли общеимперскую судебную сеть. Воеводы не обучались юриспруденции, но пользовались советами писцов, обученных в московских приказах. Не существовало ни профессиональных законников, ни нотариата, ни школ правоведения. В важнейших случаях сотрудники приказов наблюдали за тем, как ведут дела местные суды, от начала до конца. Все заседания фиксировались на бумаге, и этот документ служил основанием для приговора. В отправлении правосудия не было произвола. Наказания по уголовным делам местного уровня часто оказывались сравнительно несуровыми, так как при их назначении учитывалась репутация человека. Ссылаясь на «царскую милость», судьи регулярно смягчали наказания, предусмотренные писаным правом, принимая во внимание социальное положение обвиняемого или настроения на местах. Но если общине досаждали профессиональные преступники, особенно пришлые, местные жители приветствовали судебные приговоры. На высшем уровне государство, не колеблясь, прикладывало громадные усилия для борьбы с политическими преступлениями; В. Кивельсон задокументировала отвратительные примеры жестоких пыток при рассмотрении дел о колдовстве.

Как и в других странах Европы, писаные законы и судебная практика были пропитаны насилием. Отзвуком ренессанса римского права, который наблюдался в Европе на протяжении XVII века, стало введение своего рода инквизиционного процесса: государство осуществляло контроль над задержанием виновного, расследованием и вынесением приговора (в отличие от обвинительной процедуры, которая применялась к неуголовным делам). Но ввиду отсутствия юриспруденции в профессиональном смысле слова процесс был не настолько закрытым и в меньшей степени, чем в Европе, зависел от судей, законников и письменных документов. Как и в европейских государствах, суды прибегали к пыткам, чтобы выбить признания и получить сведения о сообщниках и умысле. Пытки были незамысловатыми: чаще всего обвиняемого били кнутом, обычно подвешивая на дыбе, но в самых серьезных случаях применялись также пытки огнем или водой. По уголовным делам могли назначаться штрафы и заключение на краткий срок (во время процесса человека обычно держали в застенке), но наибольшее распространение получили телесные наказания, особенно после принятия Соборного уложения 1649 года, испытавшего воздействие литовских норм. Это могли быть удары кнутом или палкой; последнее считалось более легким наказанием (рис. 7.2). Под влиянием византийского извода римского права наносить увечья в конце концов было запрещено (Судебник 1669 года), но этот запрет просуществовал недолго ввиду эволюции другого вида наказания – ссылки.

Рис. 7.2. Иллюстрации этнографического характера к отчету о путешествии Адама Олеария, секретаря голштинских посольств, прибывавших в Москву в 1630–1640-е годы, были основаны на его собственных зарисовках. Здесь изображены пять видов наказания кнутом, выносившегося по суду. Воспроизводится с разрешения библиотеки Дартмутского колледжа

Ссылку стали широко применять в XVII веке после отказа от смертной казни за повторные тяжкие преступления. На протяжении XVI века ссыльными становились по преимуществу опальные сановники (иногда вместе с родней), которым это наказание назначалось вместо смертной казни. Местами ссылки были города и монастыри в центре России (Ярославль, Углич) и на севере страны (Пермь, Вятка). Однако к концу столетия, как в Европе, государство стало использовать ссылку (которой предшествовало битье кнутом) для пополнения своих трудовых ресурсов – даже за счет опасных преступников. Смертную казнь стали назначать лишь за самые тяжкие преступления, лишая жизни изменников, зачинщиков мятежей, колдунов и ведьм, нераскаявшихся еретиков, закоренелых злоумышленников. Ссыльные начали отправляться во все концы империи – в Томск, Уфу, Тобольск, на берега Лены, в южные пограничные города от Белгорода до Киева, в Казань, Среднее и Нижнее Поволжье вплоть до Астрахани, на Северную Двину и ее притоки, в Пустозерск, Холмогоры, Кольский острог, наконец, на Терек.

Ссыльных преступников не помещали в застенок – у воевод попросту не было соответствующих ресурсов. Как указывалось в главе 3, большинство сибирских ссыльных вместе с членами семьи крестьянствовали, занимались ремеслом и торговлей, служили в составе гарнизонной стражи. Воеводы рассчитывали на то, что большие расстояния удержат их от побега. В конце XVII века, чтобы преступников можно было сразу же отличить, им отрезали пальцы и уши; впоследствии использовался менее жестокий способ – клеймение. В законе прямо говорилось о том, что если человек с таким клеймом будет обнаружен за пределами Москвы, он должен быть немедленно казнен как беглый опасный преступник.

В Европе в это время смертная казнь принимала вид жутких «спектаклей страдания», играя роль царства ужаса, как показали Питер Спиренбург, Мишель Фуко и другие. В Московском государстве все было намного проще, чем в Лондоне или Амстердаме: ни затейливых эшафотов или помостов для зрителей, ни религиозных церемоний, предшествующих казни, ни последней трапезы, ни дополнительных пыток уже на эшафоте. Вероятно, в России расправа была страшна прежде всего своей быстротой: после вынесения приговора от имени царя – телесное наказание или смертная казнь – закон требовал от судьи сразу же привести его в исполнение, «не мешкая». Осужденному могли дать несколько дней, чтобы раскаялся (в Уложении 1649 года говорилось о шести неделях, но это положение исполнялось редко) и собрать народ, который предполагалось таким образом удержать от преступного поведения. Обычно приговор приводился в исполнение путем повешения или отсечения головы; мужеубийц закапывали заживо, колдунов и еретиков сжигали.

В Московском государстве с преступниками обращались так же безжалостно, как в Европе: пытки и наказания были мучительными и жестокими. К смертной казни со временем прибегали все меньше, но альтернативы – кнут и ссылка – были достаточно болезненными. В зависимости от того, какие указания судья давал палачу, тот мог обойтись с человеком мягко или забить его до смерти. Что же касается ссылки, то одни умирали еще в пути, другие – на новом месте, не выдержав суровых условий.

Россия раннего Нового времени постоянно уравновешивала государственное насилие милосердием. В уголовном судопроизводстве судьи регулярно смягчали приговоры, ссылаясь на царскую милость. Правители объявляли амнистию по особым случаям (рождение новых членов династии, праздники), подавали милостыню тем, кто желал совершить паломничество. Лучше всего об умеренном использовании насилия государством говорит то, каким образом карали участников мятежей. Ответом на крупные восстания 1648, 1662 и 1682 годов в городах центра страны был масштабный розыск подозреваемых, однако наказания соизмерялись с виной. Зачинщиков казнили на главных площадях, десятки людей были биты кнутом и/или отправлены в ссылку – все это «чтобы удержать других», на языке судебных дел. Но сотни рядовых участников не понесли никакого наказания – возможно, власти понимали, насколько бессмысленно задерживать всех: выгоднее было проявить милосердие. После грандиозного восстания Разина на нижней Волге (1670–1671) многих бунтовщиков повесили на площадях для устрашения и острастки, но в то же время жители многих деревень согласились вновь принести присягу на верность царю и были прощены. Московские правители