Север и Юг - Элизабет Гаскелл

— Здесь живет мистер Хейл? — спросил он чистым, звучным голосом.

Маргарет вздрогнула всем телом. Сначала она не ответила. Через мгновение она выдохнула:

— Фредерик! — и протянула руки, чтобы схватить его за руку и втянуть в дом.

— О Маргарет! — сказал он, удерживая ее за плечи, после того как они расцеловались, как будто даже в темноте он мог видеть ее лицо и прочитать по нему ответ на свой вопрос быстрее, чем его могли дать слова.

— Мама! Она жива?

— Да, она жива, дорогой, дорогой брат! Она очень, очень больна, но жива! Она жива!

— Слава богу! — сказал он.

— Папа совершенно подавлен этим горем.

— Вы ждали меня, правда?

— Нет, мы не получали письма.

— Значит, я опередил его. Но мама знает, что я еду?

— О! Мы все знали, что ты придешь. Но подожди немного! Иди сюда. Дай мне твою руку. Что это? О, это твой саквояж. Диксон закрыла ставни. Вот это — папин кабинет, я могу принести тебе стул, чтобы ты мог немного отдохнуть, пока я пойду и скажу ему.

Маргарет на ощупь нашла свечку и спички. Внезапно, когда слабый свет осветил их, она ощутила робость. Она заметила, что цвет лица у брата был необычно смуглым, и поймала внимательный взгляд пары удивительно красивых синих глаз, что внезапно блеснули, когда Фредерик понял, что сестра тоже украдкой посматривает на него. Но хотя брат с сестрой взглядами выразили взаимную симпатию, они не обменялись ни словом. Маргарет была уверена, что обретет в брате доброго друга, как уже обрела в нем близкого родственника. На сердце у нее было необыкновенно легко, когда она поднялась наверх. Печаль не стала меньше, но она не была уже такой невыносимой теперь, когда рядом находился тот, кто точно так же переживал горе, как и она сама. Даже полностью павший духом отец не мог ослабить ее радость. Он по-прежнему сидел, беспомощно облокотившись на стол. Но теперь у нее было заклинание, которое поднимет его. И она воспользовалась им, возможно слишком настойчиво, так как тоже нуждалась в утешении.

— Папа, — сказала она, нежно обнимая его за шею, поднимая его склоненную голову с мягкой настойчивостью. Обхватив ее руками, она смогла взглянуть ему в глаза, наполняя его собственной силой и уверенностью. — Папа! Угадай, кто здесь!

Он посмотрел на нее, и она увидела в их туманной печали легкий проблеск догадки, которую он отклонил как нелепую выдумку.

Он отвернулся и опять уронил голову на руки, по-прежнему лежавшие на столе. Она услышала его шепот и наклонилась, чтобы послушать.

— Я не знаю. Не говори мне, что это Фредерик… не Фредерик. Я не вынесу этого — я слишком слаб. А его мать умирает!

Он начал плакать и причитать, как ребенок. Его слова так отличались от того, на что надеялась Маргарет и что ожидала услышать, что она отвернулась, разочарованная, и помолчала минуту. Затем она снова заговорила — совсем другим тоном, не так ликующе, но более ласково и деликатно:

— Папа, это Фредерик! Подумай о маме, как она обрадуется! И как мы должны радоваться ради нее! И ради него тоже, ради нашего бедного мальчика!

Мистер Хейл не изменил позы, но казалось, что он пытается осознать случившееся.

— Где он? — спросил он наконец, по-прежнему пряча лицо.

— В твоем кабинете, совершенно один. Я зажгла свечу и поднялась сказать тебе. Он совершенно один и недоумевает, почему…

— Я пойду к нему, — прервал ее отец.

Он поднялся и оперся на ее руку, как слепой на поводыря.

Маргарет подвела его к двери кабинета, но была так взволнована, что почувствовала, что не сможет вынести их встречи. Она отвернулась, побежала к себе наверх и там расплакалась. Впервые за несколько дней она позволила себе подобное облегчение. Теперь она почувствовала, каким огромным было напряжение. Но Фредерик приехал! Он — любимый брат — был здесь, в безопасности, снова с ними! Она едва могла поверить в это. Маргарет перестала плакать и открыла дверь своей спальни. Она не услышала голосов и испугалась, что ей все приснилось. Она спустилась вниз и прислушалась у двери кабинета. Да, они действительно были там, этого было достаточно. Она пошла на кухню и помешала угли в камине, зажгла свечи и приготовила еду, чтобы скиталец подкрепил свои силы. Как удачно, что мама спит! Она поняла, что это так, по свету свечи, который пробивался через замочную скважину двери ее спальни. Путешественнику необходимо отдохнуть и прийти в себя, и первое волнение от встречи с отцом должно улечься, прежде чем матери станет известно о событии.

Когда все было готово, Маргарет открыла дверь кабинета и вошла, как служанка, с полным подносом, держа его на вытянутых руках. Она гордилась тем, что прислуживает Фредерику. Но он, когда увидел ее, неожиданно встал и забрал у нее ношу. Брат и сестра вместе накрывали на стол, мало говоря, но соприкасаясь руками. Их взгляды разговаривали на привычном языке родства и симпатии. Огонь в камине погас, и Маргарет — вечерами становилось прохладно — сама решила разжечь его, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить миссис Хейл.

— Диксон говорит, что умение разжигать огонь — это талант, овладеть им, как мастерством, нельзя.

— «Poeta nascitur, non fit»,[34]— пробормотал мистер Хейл.

И Маргарет была рада услышать цитату еще раз, как бы тихо она ни прозвучала.

— Старая добрая Диксон! Как мы расцелуемся с ней! — сказал Фредерик. — Она обычно целовала меня, а потом смотрела мне в лицо, чтобы увериться, тот ли я человек, а затем снова начинала целовать! Ну, Маргарет, ты и неумеха! Я в жизни не видел такой неловкой, бесполезной пары рук. Беги и вымой их, чтобы приготовить для меня хлеб с маслом, и оставь камин в покое. Я справлюсь. Разжигание камина — одна из моих врожденных способностей.

Маргарет вышла и вернулась, не в силах усидеть на месте. Чем больше требовалось Фредерику, тем приятнее ей было выполнять его желания, и он интуитивно понимал это. Это была радость, овладевшая домом скорби, и от этого она ощущалась намного острее, потому что в глубине своих сердец они знали, какое непоправимое горе ожидает их.

Посреди разговора они услышали шаги Диксон на лестнице. Мистер Хейл вскочил со своего большого кресла, в котором сидел, расслабившись и мечтательно глядя на своих детей, как будто они разыгрывали какую-то счастливую пьесу, которую было приятно смотреть, но которая была далека от реальности и в которой у него не было роли. Он встал и уставился на дверь, выказывая такое странное, внезапное желание спрятать Фредерика от глаз постороннего человека, даже если это была преданная Диксон, что сердце Маргарет затрепетало — она вспомнила о новых страхах, появившихся в их жизни. Она схватила Фредерика за руку и крепко сжала ее, нахмурившись от мрачной мысли и стиснув зубы. И все же они знали, что это была всего лишь размеренная поступь Диксон. Они услышали ее шаги в коридоре, ведущем на кухню. Маргарет встала: