Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

И не те, кто к нему был приставлен, бежали в первых рядах штурмовых групп, первыми водружали доверенное им знамя на здании германского парламента.

И не в «горячие» 14.25 30 апреля 1945 г ., поспешно указанные в командирских докладах. А гораздо позже, ночью 1 мая, в период относительного затишья, когда сама обстановка не требовала от М. Егорова и М. Кантарии какого-то особого воинского мастерства и героизма (не случайно же их действия так и не нашли отражения в документах полка за данное число) [111].

Зато все эти качества за несколько часов до прибытия в Рейхстаг двух вышеупомянутых сержантов пришлось в полной мере проявить тем солдатам, которые участвовали в штурме и донесли до Рейхстага свои самодельные знамена и флажки. Особое мужество, находчивость, воинское мастерство, конечно же, проявили М. Минин, Г. Загитов, А. Лисименко и А. Бобров – четыре разведчика из группы капитана В. Макова.

Именно они в разгар штурма с боем прорвались на крышу Рейхстага и выполнили полученный на КП 79-го корпуса приказ: подняли над логовом врага Красное знамя.

Вот они-то и были первыми.

А что же знамя № 5? Как же объединяющий весь сражавшийся четыре года народ символ Победы?

Убежден, что и этим знаменем можно было распорядиться по-честному. Достаточно было, например, организовать его водружение над Рейхстагом уже после капитуляции немецкого гарнизона. В торжественной обстановке. С парадом участников, в присутствии репортеров и кинохроники.

Было немало и других способов предъявить это Знамя миру как символ всенародной победы, которую сквозь огонь и смерть несли со знаменами своих частей и соединений не только штурмовавшие Рейхстаг, но и не дошедшие до него воины…

Главное, что при этом первые заслуженно оставались бы первыми. Другие – одними из первых. Третьи – почетными участниками торжественной церемонии, тоже не последними людьми в истории Отечества. И все – в соответствии с конкретными поступками и реальными делами.

Но тогда тем, кто в мае 1945 г . решал, какой должна быть наша история, пришлось бы преодолеть в себе многое. И дурно понятые соображения о субординации. И некрасивое стремление скрыть командирский грех. И риск сильно подпортить личную карьеру, лишиться высокой заслуженной награды. Ведь в Москве уже решался вопрос о присвоении высшему командному составу, руководившему боями в Берлине, высокого звания «Герой Советского Союза»…

В итоге получилось, что люди в лампасах, вроде бы не боявшиеся на войне смотреть в глаза смерти, достойно прошедшие на ней «огонь и воду», дружно спасовали перед «медными трубами» и возможным гневом введенного в заблуждение Вождя. Словом, пошли другим, менее хлопотным и безопасным для себя путем. Чем положили начало многолетней солдатской драме, в которой одни – исключительно по воле свыше – вдруг взлетели к вершинам славы, а другие, которым она принадлежала по их делам, а значит по праву, на долгие годы оказались для нас «без вести пропавшими»…

Днем 2 мая 1945 г ., когда прошло всего несколько часов с момента капитуляции гарнизона Рейхстага и бои шли лишь в западных районах Берлина, вокруг здания германского парламента царило подлинное столпотворение. Из воспоминаний В. Чернышева: «Еще утром 2 мая над Королевской площадью царила мирная тишина. А ближе к полудню по ней и вокруг Рейхстага народ ходил толпами, как на большой экскурсии. Кто-то прилаживал флажок, кто-то фотографировался. Почти все заходили внутрь, расписывались на стенах, на колоннах, даже на карнизах. Своих бойцов я от автографов отговорил. Сказал: „Не надо стены пачкать!“ Хотя какие там стены! В том месте, где внутрь заглянули, даже сунуться было рискованно: кругом все выгоревшее, обшарпанное, обваленное. У самых ног – большой провал, а сверху карниз навис и какие-то бревна вот-вот готовы сорваться…

Невольно вспомнилась картина, которую мы на рассвете, возвращаясь из штаба артдивизиона на наш НП с видом на Рейхстаг, наблюдали в Имперской канцелярии на Вильгельмштрассе. Делать там нам особенно было нечего, но раз уж двигались мимо, я не удержался и ненадолго завел группу в только что отбитые помещения этого мрачного, если не сказать угрюмого здания. У входа последнего убежища Гитлера лежали убитые немецкие часовые, попавшие, как видно, под первые же наши снаряды. Как стояли на карауле – так и легли: никто поста не покинул. Внутри – тот же кладбищенский полумрак. Но с многочисленными следами последних бренных радостей. Все полы в коридорах, переходах, на лестницах были буквально усеяны немецкими орденами. Огромные складские помещения ломились от ящиков с консервами, банками с кофе, спиртным.

Последнее, судя по всему, первым же начали и оприходовать. Во внутреннем дворе солдаты какой-то части бойко отгружали для однополчан ящики с коньяком.

Правда, на этот раз – не в пример эпизоду в винных подвалах на Франкфуртераллее – разгуляться стихии не дали. Чуть позже, когда добросовестно проинформированное мной дивизионное начальство прислало за «жидким трофеем» грузовик, у входа на склад уже стоял в окружении патрулей некий суровый генерал.

В руке он держал увесистую палку, которая предназначалась для тех, кто, удачно отоварившись в складском подвале, опрометчиво выскакивал прямо на него.

Каждого незадачливого добытчика генерал по-отечески «отоваривал» дважды: сначала бил по бутылкам, потом по спине.

На пути от Имперской канцелярии до Рейхстага – а это всего метров 500—600 – нам то и дело попадались навстречу большие колонны немцев. Они дисциплинированно, без всякого конвоя шли сдаваться в плен. Многие из шагавших уже откуда-то знали, что Гитлер в своем бункере «капут». Те, кто узнавал, что я владею немецким языком, задавали один и тот же вопрос:

– Нас не расстреляют?

Вопрос этот возникал, в общем-то, не на пустом месте. По «солдатскому телеграфу» до нас уже докатился слух о нескольких случаях, когда наши распаленные беспрерывными многочасовыми боями солдаты открывали огонь по шедшим навстречу сдаваться немцам, приняв их за наступающую часть…

Позже говорили, что именно по этой причине те, кто оборонял Рейхстаг, вознамерившись было сдаваться, тут же передумали и решили сражаться до последнего…

Но сам я ни с чем подобным не сталкивался. А из того, что видел в тот день, более всего в память почему-то врезалась сценка совершенно противоположного, полукомического свойства: парочка немецких солдат, несущих на перекладине из двух винтовок нашего раненого бойца в медпункт. И его неоднократно обращенный к встречным крик:

– Не трогать! Это – мои пленные! Около Рейхстага же все ликовало.

А потом вдруг появились танки. За те несколько дней, пока за Рейхстагом наблюдали, ни одного рядом не видели. А тут, как на параде, один за другим – почти на полкилометра колонна растянулась. И Красное знамя «на флагмане»… »

А между тем команда армейской контрразведки СМЕРШ 79-го корпуса была занята своей работой. Согласно записке командира команды руководству 2 мая, на территории Имперской канцелярии команда обнаружила обгоревшие трупы, в которых были опознаны министр пропаганды Германии доктор Геббельс и его жена. На следующий же день командующий 1-м Белорусским фронтом Г. Жуков и член Военного совета К. Телегин информировали об этом Сталина соответствующей докладной запиской.