Поцелуй - Джил Мансел

— Но это же логично. — Джина ощутила комок в горле, осознав всю степень его тревоги. — Нужно смириться с фактами, Сэм. Не стоит притворяться, что все в порядке.

— «Как устроить собственные похороны»? — Он в ужасе посмотрел на темно-синие буквы, а потом на бледное измученное лицо Джины. Сэм швырнул книгу в угол. — Но это нелепо… Не следует даже думать об этом.

Джина прежде не видела его в таком гневе, и потому немедленно разразилась слезами.

— Но это нужно сделать. Надо подумать о многом! Составить завещание… организовать службу… пожалуйста, Сэм, не смотри так. Не хочу, чтобы ты на меня сердился…

Сэм обнял ее, позволив выплакаться. И только когда слезы иссякли, произнес:

— Я не сержусь. Просто, по-моему, это неправильно. Сомневаюсь, что тебе надо задумываться о том, чего еще не случилось.

Его объятия были такими теплыми и уютными… Джина не хотела, чтобы Сэм ее отпускал, но она боялась и была измучена от постоянной необходимости держаться молодцом. Страх грядущего — чересчур тяжелая ноша, и она больше не могла нести ее в одиночку.

Наконец ей стало лучше. Услышав приглушенный скребущий звук, Джина подняла залитое слезами лицо и увидела Иерихона, который, свернувшись в изножье постели, возился с книжкой.

— Видишь? — шепнул Сэм, гладя ее по голове. — Даже этот чертов пес со мной согласен.

— Не знаю, что бы я без тебя делала, — слабо улыбнулась Джина.

— И не нужно знать. Я ведь здесь.

— Как будто у тебя своих проблем мало. Разве это не тяжело — снова видеть Вивьен и выслушивать истории о том, как она счастлива со своим новым парнем?

— Ты шутишь? — Сэм, радуясь, что Джина приободрилась, вытер ей глаза и улыбнулся. — Да это лучшая новость за весь год.

— Сегодня вы хотя бы немного порозовели, — одобрительно заметила Люсиль на следующий день, когда энергично пылесосила в спальне. Ткнув Иерихона шлангом, так что пес возмущенно взвизгнул, она бодро добавила: — Вчера вы походили на привидение, вот что… а ну подними зад, глупое животное… и, надо сказать, вчера я прочла лишнюю молитву за вас, прежде чем лечь.

— Может быть, ваши молитвы помогли. — Джина старалась не морщиться при виде того, как собачий хвост то и дело подвергается опасности угодить в пылесос.

Люсиль, впрочем, не собиралась приписывать эту честь одному лишь Господу. Выключив пылесос — к огромному облегчению Джины и Иерихона, — она склонила голову набок и хитро сказала:

— Что-то уж точно сработало. Только сомневаюсь, что Боженька способен молитвы расслышать сквозь пьяный храп моего старика, а потому, сдается мне, дело скорее в вашем госте…

Люсиль решила, что Дуг Стедман — отличный парень: по достоинству оценил ее сандвичи с ветчиной и горчицей, где ветчины было больше, чем хлеба, и всегда охотно делился сплетнями о ее любимых ирландских певцах, а потому Люсиль искренне наслаждалась его ежедневными визитами. А еще он, по доброте своей, сегодня утром принес ей потрепанную программу концерта Вэла Дуникана с личной подписью этого великого человека.

Если бы Дуг не был столь сильно увлечен Джиной, Люсиль сама положила бы на него глаз.

При слове «гость» Джина сразу подумала о Сэме. С тех самых пор как он столь выразительно признал, что Вивьен ничего для него не значит, в ней снова воскресла надежда, и Джина впервые за целую неделю хорошо спала.

И теперь, когда проницательная экономка Иззи заговорила об этом, Джина решила сделать первый шаг и задать вопрос, который не давал ей покоя с той минуты как проснулась.

— Люсиль, — сказала она, собираясь с силами, — если бы вам нравился мужчина и если бы вы знали, что тоже ему нравитесь, но, поскольку вы старые друзья, у вас ничего такого не было… вы бы так и жили дальше и просто надеялись, что все произойдет само собой? Или, по-вашему, лучше открыться?

Джина чувствовала, как по шее катится пот. «Господи, как трудно сказать об этом, даже Люсиль!»

Широкая улыбка экономки стала ответом на вопрос.

— Господь вас благослови, — торжествующе произнесла она, чувствуя себя настоящей пособницей влюбленных. — А я-то гадала, скоро ли вы одумаетесь! Разумеется, нужно ему сказать. Он будет счастлив об этом узнать, клянусь!

— Вы уверены? Правда? Не хочу, чтобы он счел меня… навязчивой.

— Абсолютно уверена. Да три четверти мужчин нуждаются в том, чтобы их подталкивали и подгоняли! Помяните мои слова: хороший мужчина в наши дни — большая редкость. Если вам повезло и вы такого нашли, поблагодарите Бога и держитесь за него ногтями и зубами.

— Да пошли они все!.. — Иззи швырнула трубку в ту самую секунду, когда Джина вошла на кухню.

Катерина стояла у плиты и помешивала горячий шоколад в кастрюле.

— Моя мать — знаменитая певица. Представьте Майкла Паркинсона, который объявляет публике: «А теперь, дамы и господа, со своей последней песней «Да пошли они все!..» выступит…»

— Это был Дуг, — буркнула Иззи, не обращая на нее внимания. — Организаторы в Риме сказали, что, если не приеду завтра вечером, меня разорят неустойками.

— Понятно, — ухмыльнулась Катерина.

— И почему я не отдала тебя в приют?.. — беззлобно огрызнулась Иззи.

Джина, сев за кухонный стол, вмешалась.

— Все действительно так ужасно? — осторожно спросила она, на тот случай если Иззи обрушится и на нее. — А я думала, тебе очень хочется в Рим.

Иззи измучилась. Долгая изнурительная работа в студиях звукозаписи, неделя за неделей, отняла у нее все силы. Десятки интервью прессе и на телевидении истощили ее душевно, поскольку всегда нужно было думать о том, как бы неляпнуть что-нибудь не то. Постоянное совершенство дается нелегко, особенно когда каждый интервьюер заводит разговор о Тэше Янсене. Иззи устала улыбаться и быть дипломатичной, устала работать, порой до ночи, со своим великолепным, но невероятно требовательным продюсером. Единственное, что не причиняло ей мучений, — так это мысли о поездке в Рим, где она давно мечтала побывать. Но гастроли пришлось отменить, когда Джина заболела.

«И это вся благодарность, — с негодованием подумала Иззи. — За столь великую жертву, за обещание ухаживать за больной. Теперь Джина сидит напротив, с накрашенными фиолетовым глазами, и удивляется, отчего я не поехала».

— Не сердись, — пролепетала Джина, удивленная раздражением Иззи. — Я всего лишь пытаюсь помочь.

— Ты больна, — отрезала Иззи. — Мне казалось, именно я должна тебе помогать.

Джина, наконец, все поняла и просияла.

— Ты действительно помогла! — воскликнула она с благодарностью. — Но довольно жертв! Нельзя допустить, чтобы итальянцы подали на тебя в суд. Со мной все будет в порядке! Честное слово. В конце концов, ты едешь всего на несколько дней.