Империя Дамеона - Андрей Быстров

— Да нет, стоит, и ты знаешь, даже функционирует… Ты мне напомнил, я как раз хотел тебе кое-что поведать…

— Если секреты, помалкивай лучше. Я теперь частное лицо.

— Ну, это ты брось. Никто из нас частным лицом не будет никогда. Отставка не отменяет автоматически присягу. Волков отставил рюмку, потянулся за сигаретами:

— А я от присяги и не отрекался.

— Еще бы! — Гончаренко щелкнул зажигалкой. — Так вот, зацепили мы недавно одного важного американца, который сдал нам ЦРУ с потрохами… Тут уж прости, брат, никаких подробностей, действительно большой секрет. А то, о чем я тебе расскажу, как бы и не секретно вовсе, потому что всерьез никем не принято. А тебя, полагаю, заинтересует, ведь краешком в этом деле мелькнул твой давний знакомый Генрих Мерц…

Волков поперхнулся дымом:

— Что?

— Да… Понимаешь, тот американец был шишкой в ЦРУ…

— Почему БЫЛ?

— Потому что БЫЛ… Не перебивай. Он курировал кое-какую оперативную работу, в том числе и по части нацистов. Среди его сведений полно этого хлама. Так вот, он утверждает… точнее, в его файлах утверждается, что в Бразилии существует нацистская база или лагерь под названием Фортресс, и в списке связанных с этим Фортрессом имен фигурирует Генрих Мерц…

Волков встал, сжал ладонями виски:

— И что предпринято?

— Да ничего. — Гончаренко вгляделся в зеленые глубины бутылочного стекла. — А что тут можно предпринять? Сведения довольно туманные. Да будь они сто раз точными, что мы сделаем? Сбросим туда водородную бомбу?

— А что американцы? А сами бразильцы?

— Ну, уж это я не знаю, — пожал плечами Гончаренко. — Я ведь тебе намекнул, что контакт с этим источником утерян.

— Значит, никаких действий не будет?

— С нашей стороны, боюсь, нет. За других я, понятно, не ручаюсь.

— А зачем ты мне об этом рассказываешь?

— Да просто потому, что ты небезразличен к Мерцу.

Волков помолчал пару минут, уставившись в одну точку. Когда продолжительность паузы стала тяготить обоих, он неожиданно улыбнулся, разлил коньяк по бокалам и заговорил:

— Так, так, Владимир Аркадьевич. Мне эта ситуация представляется вот в каком свете. Умные люди в конторе посмотрели с двух сторон. С одной — вроде бы черт с ними, с нацистами в Бразилии, свяжешься — загубишь по-настоящему важные игры. С другой — неудобно, мы давали клятву их преследовать и уничтожать. Эхо войны, миллионы жертв и все такое. Правильно? Погоди, не отвечай. И вот кто-то, может быть, и ты, вспомнил об отставнике Волкове, которому жить осталось недолго и терять нечего, личном враге Мерца. Как отреагирует Волков, если подкинуть ему наживку? Однозначно. На свой страх и риск поедет в Бразилию. Получится у него там что-нибудь — честь и хвала ФСБ. Не получится — мы ни при чем, это его собственная инициатива. Я прав?

Гончаренко залпом проглотил коньяк:

— По-твоему, мы тебя подставляем?

— А по-твоему? Как бы ты ни пудрил мне мозги, это секретные сведения, Володя. И ты бы ни за что не сообщил их мне без санкции руководства.

— Неофициальной, — сконфуженно буркнул Гончаренко.

— Спасибо, что не отпираешься… И еще за одно спасибо.

— За что?

— За Мерца. Володя, это не давало мне спать по ночам. Страшно жалел, что не доживу, не плюну на труп этой гадюки. А сейчас появляется крохотный, но шанс…

— А твоя болезнь? Как же ты… Волков беспечно отмахнулся:

— Пока терпимо. Серьезные боли начнутся месяца за два до конца. Да ну ее! Давай практически. В каком качестве я поеду в Бразилию?

— Ну, йе в качестве же дипломатического представителя. В качестве дикого туриста. Будешь эксцентричным новым русским, годится?

— Очень даже, — одобрил Волков. — Давно мечтал пожить как человек.

— Да богатство-то мнимое, — засмеялся Гончаренко. — Кое-что я тебе подброшу — не контора, а я! — но на многое не рассчитывай.

— Выкручусь как-нибудь… Выгребу все заначки. И то правда, на что мне теперь?

— В Рио есть фирма, организующая нечто вроде сафари по экзотическим местам. Тебе надо добраться до города Коадари, это ближайший населенный пункт возле предполагаемой базы.

— А связь?

— Какая связь? Может быть, еще явки и пароли? Ты турист. Пусть не в меру любознательный, но только турист. И возможностей у тебя будет не больше, чем у любого обыкновенного туриста. Кстати, ты говоришь по-португальски или хотя бы по-испански?

— Я говорю по-немецки и с Мерцем буду беседовать на его языке. А что до португальского, найму переводчика.

— Быстро ты вошел в роль богатея, — усмехнулся Гончаренко. — Ну, давай по последней, что ли…

Они выпили, договорились о следующей встрече, и Гончаренко ушел. Волков заварил на кухне очередную порцию атомного чая, присел к столу, задумался.

Частное лицо! Неужели ему сделан последний подарок провидения, или как это зовется у мистиков? Невольно поверишь в то, что человек предназначен для определенной цели и не умирает, пока не решит своей задачи. Цель Волкова — Генрих Мерц. Александру Игнатьевичу вдруг стало стыдно за то, что он упрекал Гончаренко в каких-то подставах, чуть ли не в желании въехать в рай на чужом горбу. Ведь, скорее всего, другу было очень нелегко пробить эту сомнительную операцию наверху, а он преодолел трудности ради Волкова. Что он еще мог сделать для Александра Игнатьевича? Спасти ему жизнь не в силах человека, а вот наполнить ее остаток смыслом…

Волков сидел на кухне допоздна со стаканом остывшего чая при свете одинокой лампы. Вокруг было совсем сизо от табачного дыма, но Александр Игнатьевич не замечал этого. Погасив одну сигарету, он тут же закуривал следующую. Пришло и прошло время принимать лекарства, Волков о них забыл. Мысленно он переносился в концлагерный барак, в джунгли Вьетнама… Он достигнет Фортресса. И если Мерца там не окажется, Волков двинется по его следам дальше, в Америку, в Антарктиду, куда угодно. Как — видно будет. Волков не имеет права проиграть финальный бой.

Трое суток тяжелейшего перехода могли кого угодно приблизить к настоящему отчаянию. Флетчер, Эванс и Рэнди также не были сделаны из железа. Сельва становилась воистину непроходимой, причудливый рельеф то открывал бездонные трещины, то вздымался шпилями неприступных скал — ничего подобного не встречалось Флетчеру и Рэнди во Вьетнаме. Искусанные москитами, истерзанные лихорадкой, сцепив зубы, они прорубались сквозь сплетения лиан, но с каждым шагом их воодушевление съеживалось, как шагреневая кожа. Все трое думали об одном и том же, не решаясь высказать это вслух: здесь нет никого и ничего, кроме адской сельвы.