Воробышек - Олли Ро

Калейдоскоп полярных эмоций душит, раздирает, бесит. Смогу ли я и впредь целовать ее, узнай, что отец не обманул? Не в состоянии адекватно ответить даже сам себе. Но неизвестность еще хуже.

- Трахалась с ним вчера?

Весь флер романтики и единения слетел в одночасье. Ева сделала шаг назад и впилась в меня сверкающим булатными ножами взглядом.

- Так ты поэтому с утра на меня взъелся и рычишь, как питбуль? – злобно бросила она.

Я решил не отвечать. Просто пожал плечами.

Очевидные же вещи! Неужели о таком надо говорить вслух?

Только равнодушие мое напускное. Сердце колотится, глаза ловят малейшие мимические движения на ее лице. Скажи, скажи, скажи, что НЕТ! Или что он тебя заставил.

- Знаешь что, Королев?! – взвизгнула она. Кажется, не у одного меня сдают нервы. – ПОШЕЛ НА ХРЕН!

Две прохладные ладошки толкнули меня в грудь.

Какая же она слабая….

Видимо, Ева и сама о том же подумала, когда я даже не двинулся от ее удара. Это разозлило девчонку еще больше.

Рыкнув что-то неразборчивое и явно нецензурное, Ева обогнула меня и, чеканя шаги, влетела на второй этаж. Меньше, чем через минуту выскочила обратно, только уже не в свадебном платье, а в легком сарафане. Босые ноги легко и стремительно несли ее невесомое тело к выходу. Остановившись резко напротив, Ева, склонив на бок голову, пытливо вгляделась в мои глаза. Как будто решала в уме квадратное уравнение, а затем вдруг ехидно выдала.

- Трахалась! И вчера, и позавчера, и вообще – каждый божий день! А от минета  Вениамин пришел в полнейший восторг! Сразу женился, как видишь! Так что спасибо за тренировку!

Врет!

ВРЕТ!

По глазам вижу!

И улыбаюсь, как дебил.

- Врешь!

- Пошел ты!

И пулей выскочила наружу. Пребывая в каком-то ступоре, я не сразу разобрал, что хлопнула металлическая калитка. Раскатистый вибрирующий звон ее отдаленным эхом возник в голове и потерялся в гулком рое моих собственных мыслей.

Не было вчера у них ничего!

НЕ БЫЛО!

Значит, отец специально наговорил мне все эти унизительные подробности о феерических способностях Евиного рта. Хотел посмотреть на реакцию. Вывести на эмоции. Значит, в чем-то подозревает меня. Нас.

Оглушающая тишина вырвала сознание из непрерывного потока размышлений. На улице заметно стемнело, порывистый ветер поднимал с земли пыль едва ли не до самой крыши.

Так. Стоп. Где она?

Небо заволокло низкими тяжелыми тучами. Выскочив на проселочную дорогу, по которой люблю бегать по утрам, огляделся по сторонам. Вдали мелькнула светлая голова, удаляющаяся в сторону усеянных рожью полей, колоски которых словно стремительные волны огромного зеленого моря, подчиняясь упрямому ветру, гнулись к земле и тут же выпрямлялись.

Короткой вспышкой сверкнула молния. Где-то далеко послышался раскат грома. Воздух стремительно наполнялся озоном. Над самой землей тут и там сновали шустрые ласточки. Деревья, кустарники, травы, цветы – все перешептывалось между собой. Природа предвкушала скорое очищение, готовилась смыть с себя ненавистную пыль и въевшуюся грязь, чтобы каждой своей клеточкой вдохнуть новую жизнь, выстиранную и свежую.

Неспешным бегом я начал путь в сторону Евы, ускоряясь с каждым шагом. Быстрее. Быстрее. Еще быстрее. Я практически нагнал ее. Легко и просто. Даже дыхание не сбилось. Она шла босиком по заросшей мелкой муравой дороге, удаляясь от дома, обхватив руками свои тонкие бледные плечи. Ветер трепал ее платье, игриво норовя забраться под юбку, раздувая ее парусом, и путал длинные волосы, будто впервые учился заплетать косу.

- Ева… Стой… Стой же ты…

Резко тормозит и оборачивается, от неожиданности я практически налетаю на нее. От падения нас спасает лишь моя реакция и рефлексы. Ее же нос, холодным прикосновением клюет меня куда-то под ключицу. Руки сами обнимают ее, крепче стискивая объятия.

Попалась!

Ведь попалась же?

Но Ева пытается вырваться, неистово обрушив на меня свои маленькие кулачки, не способные причинить хоть какой-либо значимый вред.

- Ты вообще кто такой, Королев? -  Злится. На грани уже. Глаза сверкают. - По какому праву задаешь мне такие вопросы? - Красивая такая. - Что ты смотришь на меня так, будто я не дождалась тебя из армии? Ты мне никто! Я ничем тебе не обязана! Ничего не обещала! Господи, да ты даже не знаешь меня! Ты просто блаженный слепой котенок! Не видишь ничего вокруг себя! И не хочешь видеть! Живешь в своем маленьком выдуманном мирке за пазухой у человека, которого не тоже совершенно не знаешь! Не Герасим главный дурачок в Заречном, это – ТЫ!

Ослепляющая молния и вслед за ней оглушающий раскат грома обрушился на наши головы. А затем из свинцовых низких туч на изнывающую от ожидания дождя землю полетели косые ножи.

Влажные длинные светлые волосы липнут к коже, путаются под пальцами, пока я зарываюсь в них ладонью, притягивая дерзкую, наглую, до невозможности красивую девчонку.

Ненавижу ее.

Ненавижу и презираю.

Потому что люблю так сильно, что иду против собственного отца.

Целую ее. Жадно. Больно. Сильно. Глубоко.

И получаю такой же страстный ответ, отчего срывается мой последний стоп-кран.

Прости, отец, но сегодня твоя жена снова станет моей.

Не даю больше ни единому слову вырваться из этого прелестного рта. Хватит, наговорилась.

Довела!

Хочу, наконец, вспомнить, как сладко внутри нее, как приятно и горячо. Никто я тебе, говоришь! С силой вжимаю в себя нежное тело. Буря обходит стороной, задевая нас лишь краешком проливного дождя. Но и эти нечастые капли беспощадно бьют, не промахиваясь. Мокро, контрастно, хорошо. Так надо. Смыть с себя прошлое, грязное. Начать новое, чистое. Прохладные капли закипают на нашей коже, срастающейся при соприкосновении.

Она не сопротивляется. Нет. Ева подается навстречу. Целует также злостно и так же горячо и жадно. На грани наслаждения и боли. На грани здравомыслия и безумия. Сдирает с меня промокшую футболку. Помогаю ей. Наши движения рваные. Торопливые. Ей нет никакого дела до нежности, я чувствую, с каким наслаждением она проводит своим языком по гладкой горячей коже на моей груди, и не могу больше себя сдерживать! Шепчу, как сильно хочу ее, как прочно она засела в моей голове и в сердце, как она нужна мне, важна, необходима. Как ревную ее до белой пелены перед глазами. Как люблю ее до готовности противостоять всему миру.

Затыкая мой фонтан откровений порочно-сладким поцелуем, Ева ложится на упругие стебли колосьев, приминая их к земле. Притягивая меня к себе. Здесь, снизу, под тяжелыми соцветиями зерновых полно нежных, насыщенно синих васильков. И Ева на этом ковре из зелени и лазури прекрасна, как сама мечта.