Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 - Электрон Приклонский

Примерно через час противник оставил село, танки устремились вслед, стреляя на ходу. Наша машина оказалась перед неглубокой балкой, засыпанной глубоким снегом. На самой середине балки тихо струилась в сторону села темная вода, и я повел самоходку влево, в объезд. Когда балка несколько сузилась и склоны ее сделались более пологими, помпотех, оставляющий нас только во время боя, показал рукой прямо поперек лога. Я заколебался, остановил машину и заявил Яранцеву, что садиться в болото мне что-то не хочется, хватит и того спуска под Лысянкой, но помпотех, насмешливо улыбаясь, строго прищурил глаза и отрезал: «А мне кажется, что за машину отвечает старший. Так что механик-водитель может спокойно выполнять приказание. Вперед!» Подчиняюсь скрепя сердце: вдруг в балке не просто талая вода, а речка? Самоходка резво скатывается вниз, достигает темной полосы, погружается постепенно до крыльев в воду, смешанную со снегом, но продолжает ползти вперед. Держу ровный газ, ведя машину строго по прямой. Хоть бы вывезла! Однако гусеницы начинают пробуксовывать, скорость сходит на нет, и машина застревает в заболоченной пойме речки (это был, увы, уже знакомый нам Гнилой Тикич!). Ругаю себя на чем свет стоит и тут же даю себе страшную клятву: не соваться в неразведанные низины, несмотря ни на чьи приказы, если в этом не будет крайней необходимости. Уважение к Яранцеву с этого дня у нас заметно поубавилось: второй раз из-за этого «злого гения», свалившегося на наши головы, приходится м...ся.

Помпотех первый спрыгивает с крыла на берег, следом вылезает из машины экипаж. Обсудили положение и решили попробовать вылезти самостоятельно: все равно помощи ждать неоткуда. К счастью, машина застряла, уже зацепившись передними катками за берег. Нужны только бревна и проволока. Осмотрелись: через поле, прямо по ходу, метрах в шестистах, – реденькая посадка. Захватив пилу с топором, отправились туда впятером. Вдовина оставили вычерпывать воду из отделения управления, чтобы не затопило аккумуляторы: иначе не заведешь двигателя. Корма увязла глубоко, и, хотя машина сидит с сильным наклоном назад, вода уже добралась до рубки и продолжает прибывать.

Валили деревья, очищали их от сучьев и таскали заготовленные бревна до самых сумерек. К концу работы я почувствовал неприятную дрожь в коленях. Во время одного из рейсов Яранцев обратил внимание на чьи-то косолапые следы, отпечатанные на влажном снегу, и язвительно сострил по адресу их хозяина. Так как все очень устали и к тому же тащились, горбясь под грузом, смеяться было трудно. Сбросив бревно с плеча на берегу Тикича, выпрямляю спину и облегченно вздыхаю, утирая пот. Из снятого с головы шлемофона валит пар. Передохнув, снова поворачиваюсь лицом к рощице и неожиданно для себя обнаруживаю, что дорожка следов, по-индейски повернутых носками внутрь, оставлена не кем иным, как мною. Подавленный сознанием собственной неполноценности, стараюсь шагать, разворачивая носки сапог слегка наружу.

Когда нами было сделано четыре или пять концов к роще и обратно, мы решили послать опытного Ефима Егорыча, на гражданке колхозника, в Багву, в сильраду, то есть в сельсовет, просить помощи. Подкрепление нам дали: уже в темноте из села пришли, предводительствуемые нашим заряжающим, два крепких еще старика и пять женщин. Ах, молодчина земляк! Он понравился мне с самой первой встречи в учебном полку.

Вдесятером сходили за бревнами еще два раза. Теперь их хватит. Спать отправились в село, а Вдовина и Ефима Егорыча оставили вычерпывать воду из машины, потому что снимать аккумуляторы нельзя: надо часто прогревать двигатель, картер которого весь погружен в ледяную воду. Аккумуляторы понадобятся и утром при заводке: на сжатый воздух надежда плоха, да притом и неизвестно, сколько раз заглохнет мотор при самовытаскивании.

Ночью мы с Сехиным сменили наводчика с заряжающим. Работать пришлось непрерывно, а всего было поднято из башни наверх более двух тысяч ведер воды, но зато боевое отделение было спасено от затопления.

Утром приступили к осуществлению задуманного плана, однако вылезти из речки удалось лишь к вечеру. Вытаскивались давно известным, испытанным способом. Сперва уложили на берегу перед машиной, поперек гусениц, в полуметре одно от другого, несколько бревен, потом крепко связали эти бревна между собой стальной проволокой, сорванной с телефонных столбов на большаке. Получился настил, который надо затянуть под гусеницы, чтобы машина встала на твердую опору. Еще раз проверили длину настила: она должна быть хоть на метр больше длины самой машины. После этого первое бревно, лежащее под ленивцами, прикрепили проволокой к наружным краям траков обеих гусениц. Можно начинать! Включаю первую ускоренную передачу (старая КПП не позволяет воспользоваться замедленной), и мощным рывком машина втягивает с полметра настила под себя, а сама чуть подается вперед. Двигатель, конечно, тут же глохнет. После нескольких таких рывков весь наш настил оказался под гусеницами. Без этой предварительной операции нельзя приступать к самовытаскиванию в топком месте: посадишь машину еще глубже. Когда первое бревно настила смяло крылья позади, ребята перерубили проволоку и отделили настил от гусениц, а затем под ленивцами крепко-накрепко привязали новое бревно, самое толстое. Втягивая его под себя, цепляясь им за грунт и за настил, самоходка должна выйти на твердое место. Пока ребята проделывали эту работу под руководством помпотеха, я с тревогой принюхивался к резкому запаху подожженных прокладок на дисках главного фрикциона, слазил в трансмиссию, пощупал барабан главного – и отдернул руку. Нет, так вовсе угробить сцепление можно! Трогаться-то приходится на скорости около пятнадцати километров, да еще и рывком. Решаю поэтому дальше дергаться с бортовых. Бортовой и раздобыть в случае чего, и сменить легче. Для этого оба рычага поворота отвожу назад, во второе, крайнее положение, и ставлю на стопор, чтобы освободить руки. Теперь КПП отключена от бортредукторов, так что гусеницы останутся неподвижными, когда при работающем двигателе включить передачу. Вот Яранцев уже подает рукою сигнал «вперед» и отскакивает в сторону.

Раскручиваю двигатель посильнее и резко отпускаю оба рычага – машина делает короткий прыжок вперед, а двигатель глохнет. После этого вся операция повторяется сначала до тех пор, пока бревно не пройдет под машиной и не покажется за кормой. Снова обрубается проволока, бревно перетаскивается на берег и прикрепляется к гусеницам. И опять дикий вой двигателя – рывок – тишина. Медленно, очень медленно выкарабкивается самоходка на сушу. Между прыжками делаю все более длительные паузы: надо дать остыть раскаленным стальным дискам бортовых фрикционов.

К концу дня вырвались из плена! А левый бортовой, несмотря на все мои предосторожности, снова отказал из-за сумасшедших нагрузок.

Хотели было подъехать к селу, чтобы там дожидаться нового фрикциона из РТО и чтобы не таскаться по бездорожью к машине для работы и охраны, но около лесочка, на приподнятом участке покатого в сторону села поля, совершенно раскисшего, самоходка наша увязла в пухлом черноземе (местные жители в период распутицы называют его очень выразительно и точно «болотом»). Застряли мы меньше чем в километре от Багвы. Близок локоть, да не укусишь! И не только мы одни такие несчастливцы: правее нас, метрах в трехстах, стоит на открытом месте то ли подбитая, то ли просто аварийная тридцатьчетверка, лбом повернутая к леску, а между танком и леском, в низинке, сидит, закопавшись в грязь до середины бортов, гусеничный бронетранспортер (его мы обнаружили на другое утро).