Казначей общака - Евгений Сухов

Они сели одновременно, и Святой был уверен, что старик оценил его галантность. В общении для Пантелея не существовало мелочей, он был вором старой закалки, а, как известно, они строили линию поведения на основе личных ощущений.

– У меня проблемы, – налил Святой старику красного вина. – Очень серьезные. Я даже не представляю, что мне делать, – и не таясь, рассказал все по порядку.

Они сидели в самом углу зала. На них не обращали внимания, каждый был занят своим делом: спорили, шутили, просто разговаривали; кто-то потягивал вино в одиночестве, в надежде на случайное знакомство.

Герасиму было прекрасно известно, почему Пантелей предпочел встретиться именно в этом баре. Конечно, вино здесь играло не последнюю роль, и атмосфера была приятной, но главное было в другом: хозяином заведения был старинный приятель Пантелея, и здесь он чувствовал себя так же уверенно, как в собственной квартире. В случае необходимости бармены могли не только укрыть Пантелея от опасности, но и набить морду посетителям, случайно принявшим заслуженного вора за обычного пьяницу. Конечно, он мог уединиться с Герасимом где-нибудь в номере, благо для состоятельных клиентов предусматривалась подобная услуга, но старый вор любил шумную обстановку и пропахший сигаретным дымом воздух. Наверное, забитый до отказа винный зал напоминал ему молодость, когда он был беспечным и до неприличия удачливым.

– Не следует отчаиваться, все в наших руках. Пока ничего катастрофического не произошло.

– Но Барина нет. А он не должен был погибнуть.

Лицо старика помрачнело, было видно, что подобное утверждение не доставило ему радости. Аккуратно отпив вина, Пантелей сказал:

– Здесь ничего нельзя было сделать. Не могли же мы раскрыться при всех. Барину честь и хвала, он умер так, как и положено вору. И в нашу сторону не бросил даже тени.

– А как Рафа? Надо было бы предупредить его, может, получилось бы по-другому.

Старик отрицательно покачал головой.

– Я уже советовался по этому вопросу, но большинство «крестовых» сказали «нет». Рафа, конечно, настоящий вор и делает так, как обязан поступить всякий правильный на его месте. Но он не посвященный, и этим многое сказано. Поэтому мы его решили простить. Он действовал не по злому умыслу, а с разрешения схода.

– Понятно, – протянул Герасим, задумавшись, хотя абсолютно не представлял, что же ему следует делать дальше.

…Это случилось девять лет назад во время обострения тотальной борьбы с преступностью. Воровской общак, сосредоточенный в основном в пятнадцати банках Москвы и Санкт-Петербурга, был раскрыт. Милицейская операция проходила под названием «Демон». Об этом ворам стало известно от самых высоких чинов милиции, не брезгующих кормиться с воровской ладони. Готовилось срочное постановление, чтобы единым махом наложить арест на счета этих банков. Невозможно даже представить, какой урон нанесла бы воровскому сообществу такая акция, если бы она действительно имела успех. Мгновенно были бы обескровлены все зоны, им уже не приходилось бы рассчитывать на прежний грев; подследственным пришлось бы отказаться от услуг опытных адвокатов; матери и дети погибших воров перестали бы получать причитающуюся им пенсию; нечем было бы расплачиваться с прикормленными ментами. Система, выработанная на протяжении многих десятилетий, дала бы такой существенный сбой, от которого оправилась бы очень не скоро.

Все решали даже не часы, а минуты. И во Владимирском централе, где в то время находилось большинство законных, был организован экстренный сход. Так случилось, что в то же время в этой тюрьме находился и Герасим, коронованный незадолго до того под погонялом Святой. Масть в централе держали «крестовые», считавшие за великий грех прохлаждаться на воле больше полугода. Были и такие, которые по тридцать лет кряду смотрели на божий свет только через решетку камер.

Сходняк провели в одной из хат, и Герасим, впервые участвовавший на таком представительном форуме, едва ли не с замиранием сердца прислушивался к ворам с сорокалетним стажем, к подлинным хранителям традиций воровского мира.

Было решено большую часть общака переправить за границу, другую – вложить в недвижимость, а третью – перевести в наличность. Казначеем российского общака был назначен старый вор с погонялом Пантелей, а вот ответственным за наличность решили поставить Святого. Герасиму вверялся неприкосновенный запас, который он обязан был сохранить на черный день. Его решено было спрятать в мужском монастыре, упрятав его в обыкновенные домовины. Причем должны были состояться самые настоящие похороны.

Но главное решение схода заключалось в другом: настоящий казначей должен был оставаться в безвестности, только в таком случае общак останется неуязвимым. И чтобы отвести следующий возможный удар, «крестовые» отправили «липовую» резолюцию, будто бы казначеем был выбран Барин. Деньги у него действительно были, но эти суммы не шли ни в какое сравнение с тем капиталом, которым располагал Пантелей.

– Понимаю, о чем ты думаешь, Святой. Сдали Барина, а сами и в ус не дуем. А ты что думаешь, нам нужно было признаться, что настоящий казначей не он? Тогда бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Барин знал, на что шел. У него пацан остался. Пенсию ему и его матери начислили немалую, так что им до конца жизни хватит.

– Как ты считаешь, почему наезд идет именно на меня? – спросил Герасим, отхлебнув глоток вина.

На столе стоял кагор. Напиток полезный, церковный. Причастие принимают именно этим вином. И Святой, улыбнувшись, подумал о том, что их разговор чем-то напоминает исповедь.

Улыбку Герасима Пантелей оценил по-своему как своего рода отчаянный вызов судьбе. На такой поступок способен отважиться не каждый, разве что сильный духом.

– Все очень просто, – попытался улыбнуться в ответ Пантелей. – Кто-то узнал, что наличные хранятся у тебя. По большому счету, этого человека не интересует общак, вложенный в недвижимость и в банки, доставать их оттуда – дело не самое благодарное и очень рискованное. А вот заполучить черный нал, враз и без особых трудностей, довольно заманчивая идея. Кстати, ты с кем делился о том, где хранишь деньги?

– Ни с кем, – отрицательно покачал головой Святой. – О них знают только посвященные.

– Но ведь кто-то же охраняет их?

– Разумеется. В монастыре под видом монахов служат три человека из общаковской братвы и присматривают за наличностью.

– Значит, плохо присматривают, если содержимым гробов интересовались.

– Я уже тоже об этом думал. С них придется спросить строго и заменить, но сейчас не самое удачное время, можно насторожить человека, который стоит за всем этим.

– Все логично, – согласился Пантелей. – Но свое окружение ты должен будешь прощупать основательно, у меня такое ощущение, что в нем завелся «крот». И чем раньше ты его вычислишь, тем лучше это будет для всех.

Святой нарезал на тонкие ломтики апельсин, лежащий на столе. Бросил один из них в вино и безжалостно раздавил сочную мякоть. Апельсин брызнул оранжевым соком, поменяв рубиновый цвет вина на грязно-желтый. Подняв бокал, короткими движениями помешал содержимое, после чего сдержанно пригубил. Конечно, такая мысль посещала его не однажды, но как все-таки неприятно услышать ее от такого вора, как Пантелей.