Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

В годы промышленной революции многие потеряли связь с природой, а новое авторитарное отношение к биому требовало, чтобы мы не оставляли следов на книгах, которые теперь превратились в тексты, возвеличиваемые духовенством или юристами, политиками или педагогами.

Лихорадочная забота о гигиене достигла своего пика в расцвет Викторианской эпохи, когда на смену Средневековью, изобилующему маргиналиями, пришел романтизм. Историк библиотечного дела пишет о «полной сенсорной депривации в общественной библиотеке второй половины XIX века, где запрещалось принимать пищу и разговаривать». Однако ироничнее всего то, что даже звук разрезания страниц в новой, еще нечитаной книге воспринимался с нескрываемым осуждением. (Лусия Берлин в книге «Руководство для домработниц» описывает этот звук с большим изяществом, сравнивая его «со вздохом».)

Мария Дьюинг[207] была в некотором смысле американской версией Мари Кондо конца XIX века, крестоносцем в деле расхламления дома, вдохновившим многих на избавление от книг, которые «не приносили радость». В книге «Красота в домашнем хозяйстве» (Beauty in the Household) (1882) Дьюинг рекомендовала завести для хранения книг небольшой шкафчик с дверцами, чтобы «не пачкать руки», беря книги с открытых полок, где могли оказаться «моль и пыль». Возможно, таково было тяжелое похмелье американского пуританизма. Современница Дьюинг, убежденная протестантка из Лондона Шарлотта Янг[208] предупреждала читателей о том, что слуги «пачкают» книги. Мария Корелли[209], автор христианских романов, которую, по мнению Джеймса Эгейта, отличала «психология няньки», была даже популярнее, чем Конан Дойл. К ее благопристойным взглядам на жизнь прислушивалась королевская семья и средний класс. Корелли считала подержанные книги чем-то недопустимым:

Моник Халви из муниципальной библиотеки Лиона просмотрела сотни старых книг из разных европейских стран и может подтвердить, что тома XIX века были затерты чуть ли не до блеска. Она пишет:

Желание избавиться от заметок на полях было данью уважения новым продуктам эпохи индустриализации. Благодаря массовому производству новые вещи стали более доступными широкому кругу потребителей, а подержанные стали маркером более низкого социального статуса. Быть богатым и современным означало окружить себя новыми вещами. В отношении книг это стремление принимало необычные формы. Сумасшествие вокруг нетронутых книг породило чуть ли не фобию по отношению к предыдущим владельцам – началась своего рода война за терруар.

Страсть к нетронутым книгам

Брезгливость по отношению к подержанным книгам утратила свою символичность, сменившись в прямом смысле страхом «грязных книг». В 1857 году был издан Закон о непристойных публикациях, имевший целью объявить вне закона явление, которое верховный судья назвал «ядом куда более губительным, чем синильная кислота». Все эти вновь открытые химикаты, новые знания о кислотах породили настоящую химическую атаку на книги и, как мы увидим, на домашний быт в целом.

Реформатор библиотечного дела Фредерик Гринвуд довел идею о том, что книги – разносчики инфекции, до логического завершения и рекомендовал использование «аппарата для дезинфекции книг». Как он с удовлетворением отмечает в своем «Руководстве по организации работы библиотек» (Manual for the Management of Libraries), в библиотеке Данди использовались закрытые шкафы «из луженого металла», а в Шеффилде сотрудники нагревали книги «до температуры кипящей воды». Он полагал, что карболовая кислота – отличный дезинфектор, признавая, впрочем, что какое-то время книга сохраняет запах вещества. Изобретенная им газовая печь для окуривания книг описана с такой точностью к деталям, на какую способен лишь человек с левополушарным типом мышления:

Особо впечатлительным читателям лучше пропустить следующий отрывок:

Жесткость и авторитарность санитарного контроля в христианском обществе вполне передавали дух времени и не были чем-то из ряда вон выходящим. Например, в 1910 году в парламенте всерьез обсуждали законопроект, запрещавший целовать Библию во время принятия присяги. У сторонников этого законопроекта, наверное, подскочило бы давление, если бы им довелось познакомиться с отчетом XVII века, который мне однажды удалось раздобыть. Речь в нем идет об обращенных в христианство индейцах из Виргинии: когда им в руки попала долгожданная Библия, привезенная на кораблях из Англии, они в экстазе срывали с себя одежду и терли Священное Писание обо все части тела.

Нарушителями божественной чистоты часто признавались женщины и бедняки. В 1920-х годах Арнольд Беннет обрушивается на них с едкой критикой:

«Почему же городской санинспектор» не уничтожит книгу этой безответственной читательницы? Примечательно, что жизнеописатель этого разгула бактерий Луи Пастер не менее резко отзывался о неаккуратном обращении женщин с книгами: «В их глазах книга – не более чем газета: они сгибают и мнут ее».