Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

Монтегю Р. Джеймс[211] обладал удивительным даром собирать антикварные вещи, однако он наотрез отказывался от книг с рукописными пометками на полях, «медицинских рецептов и так далее». В начале XX века, занимаясь составлением каталогов в Кембридже, он описывал следы использования книг в сугубо санитарно-гигиенических терминах: «Налет – некоторые склонны называть его грязью».

Не зная о непременном и необходимом присутствии бактерий, многие домовладельцы выражали единодушие с Беннетом, что отчасти послужило причиной фанатичной борьбы за чистоту в домах. В 1921 году было выпущено первое чистящее средство Harpic на основе соляной кислоты, затем в 1929 году вышел первый Domestos на основе хлорной извести, придуманный дантистом. Враг грязи в туалетах Brobat на основе алюминия и карбоновых кислот появился в 1935 году. Реклама Domestos в газетах словно стыдила за грязь: чистенькая девушка вопрошала читателя: «Вы ведь тоже так делаете?»

Пренебрежение телом в период Первой мировой войны – вши, грязь, необходимость перешагивать через гниющие трупы – несмываемым пятном позора повисло над Европой. Все мы в странах Западной Европы оказались вовлечены в вихрь тотальной антисанитарии, унижавшей человеческое достоинство. Отчасти в ответ на все происходившее Толкин создал «Властелина колец», в котором описывались не самые стерильные картины, а Кеннет Грэм, как бы в противовес, погрузился в идиллию «Ветра в ивах», где Крот и Барсук, вполне живые персонажи, жили в норах под землей. Норберт Элиас[212], служивший санитаром на стороне немцев, отреагировал на происходящее, выпустив двухтомник «О процессе цивилизации». Основной темой труда была эволюция «цивилизованного» индивидуума, при этом главная роль в процессе отводилась формированию личной гигиены. Элиас, выступавший за то, с чем Бахтин поспорил бы, а Рабле творчески переосмыслил, утверждал, что все мы склонны к постсредневековому ханжеству в вопросах функционирования нашего организма. Его книгу перевели не сразу, она попала в руки английских ученых лишь в 1969 году. Его сложные, но убедительные доводы о том, что гигиена – это особая добродетель, способствовали сохранению тенденции, в рамках которой маргиналии либо игнорировали, либо уничтожали.

Уже в 1970-е годы, когда Хезер Джексон впервые наткнулась на бескрайнее море маргиналий Кольриджа, маститый ученый посоветовал ей «стереть их и больше не говорить о них». Анна Митгаард утверждает, что библиотекари и сегодня по-разному интерпретируют следы использования книг. Она работает в отделе редких книг в Королевской библиотеке Дании в Копенгагене и отмечает, что в настоящее время у библиотекарей есть специальные пылесосы и что многие «считают необходимым по возможности удалять пятна и пыль со старых томов, поскольку полагают, что безупречны лишь чистые книги». По словам Анны, многие библиотекари по всему миру чистят и утюжат книги. В зависимости от взглядов библиотекаря, одно и то же пятно может рассматриваться как грязь или же как благородная патина – бесценный отпечаток старины. Однако тенденции начинают меняться. Подержанные книги сегодня приводят в восхищение историков, изучающих общество и книги. Как выразился один из них (пусть даже и через образ, после которого едва ли кто-то захочет такого учителя для своих детей), «подобно младенцам, которые плачут и мочатся в штаны, читатели прошлого оживают на страницах книг посредством своих выделений».

Женщины-философы, отстаивавшие ценность нечистоты, расходятся в воззрениях с Арнольдом Беннетом и Норбертом Элиасом. В 1970-х годах Мэри Дуглас[213] утверждала, что западная любовь к чистоте носит исключительно «ритуальный характер» и ничем не лучше тех религиозных табу, от которых страдали в основном женщины. Юлия Кристева[214], чью лекцию памяти Т. С. Элиота мне довелось посетить в Кентербери в 1992 году, охарактеризовала такую ритуальную чистоплотность как причудливое стремление к телесной неприкосновенности, объясняемое страхом «быть поглощенной матерью – всематерью, которая и есть природа». В 1999 году Марта Нуссбаум[215] утверждала, что западная озабоченность чистотой «по природе своей противна самой жизни»: «Отвращение символизирует отказ впускать ее в себя и нежелание запачкаться мрачным напоминанием о собственной смертности и животном происхождении». Еще один философ, еврей польского происхождения Зигмунт Бауман[216] связывал ненависть к грязи с этническими чистками. Финский философ Олли Лагерспетц успокаивает себя тем, что гигиена сама по себе может быть небезопасной:

К счастью, в настоящее время существуют сотни ученых, работающих над восстановлением и цифровизацией маргиналий. Крупные библиотеки периодически проявляют интерес к запискам на полях, хотя книги с подобными комментариями пока еще должным образом не каталогизированы. Благодаря Лизе Джардин[217] и гранту Фонда Эндрю Меллона из Питтсбурга в настоящее время Университетский колледж Лондона и Принстонский университет реализуют проект археологии чтения, направленный на цифровизацию маргиналий. Аккуратный, стильный сайт этого проекта для многих вроде меня, кто годами копался в беспорядочных заметках на полях, настоящее чудо, вызывающее исключительно восхищение.

Официальный биограф Уистена Хью Одена игнорирует новый подход к использованию книг, прокомментировав словарь поэта, который был «чуть ли не сплошь разодран»: «Именно так поэт и его словарь должны выходить в свет». В каталогах книготорговцев-антикваров исчезли ссылки на «запачканные» экземпляры, и с виртуозностью, присущей только агентам по недвижимости, они начали дружно называть подержанные книги «подлинными экземплярами».