Святая, смешная, грешная - Виктор Ермаков

После того как мы приняли душ, на Косте оказался его любимый халат, а на мне – финский свитер с мчащимися во весь опор неизвестно куда оленями. Свитер был теплым, мягким, большим, прикрывающим мою голую попу от прохлады сентября. Костя распахнул дверь веранды, и комната впустила в себя свежесть ночи, взамен вытолкнув наши горячие тела.

Звезды на небе гасли одна за другой, заставляя черную кошку ночи менять свою окраску на серые тона. С каждой минутой в воздухе появлялось все больше серых оттенков. Ближе к горизонту они становились все светлее и светлее, пока не переходили в розовые мазки, рождаемые восходящим солнцем. Мы стояли обнявшись в своих нелепых одеждах, ощущая босыми ногами прохладу земли. Воздух был наполнен свежестью, ароматами осенних цветов, первой сброшенной листвой, несмелой предрассветной перекличкой птиц. Казалось, можно брать кружку и пить этот воздух, разбавленный туманом, – настолько он был чист, свеж и наполнен ароматами.

Деревья в саду, а в основном это были девчонки – молодые березки, липы, черемуха, кусты сирени – как бы шептались, роняя листву от легкого набегающего ветерка. Перед долгой зимней спячкой им хотелось наговориться, посплетничать. «Нет, вы только посмотрите на нее! – вспыхнув от стыда красными гроздями, шептала рябина. – Эта рыжая такая бесстыжая! Вы видели, что она вытворяла?». «Ой, и не говори», – зардевшись бордовыми листьями, отвечала ей липа. И только старый клен, повидавший жизнь, поскрипывая на ветру суставами веток, тихо и по-доброму говорил: «Не обращай, милая, на них внимания, они просто завидуют тебе. Встречайся, живи, люби, и пусть таких ночей в твоей жизни будет сотни». Заходя на веранду, я задрала край свитера, шлепнув себя по ягодицам, как бы подтверждая репутацию плохой девчонки. Этот жест я посылала сплетницам, глядящим мне в след. Клен же, улыбнувшись, я наградила воздушным поцелуем.

Поджав колени к груди, свернувшись клубочком, я спиной прижалась к Косте. Проваливаясь в сон, прошептала:

– Спасибо, милый, это была не ночь, а сказка. Это был не секс, а музыка. При этом звучали только хиты, и не было ни одной фальшивой нотки.

Проснувшись утром, я лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь загородной тишиной. На второй этаж, в приоткрытую дверь спальни, стелясь по лестнице, вползал запах потрескивающих в камине березовых поленьев. Воздух с привкусом первых осенних заморозков проникал в открытую форточку, надувая паруса портьер и наполняя комнату свежестью. Где– то рядом тенькали синички. Их писклявое: «динь-динь, динь– динь» разбавляла трескотня сороки. Я лежала в теплой постели, наслаждаясь звуками и запахами.

– Кто у нас такой засоня? – послышался снизу Костин голос. Просыпайся, милая, пора вставать, знаешь уже который час?

«Милая» не хотела не только вставать, но даже открывать глаза в надежде, что Костя сейчас отстанет и она сможет поваляться ещё немного. Напрасно. Ступеньки скрипели под его шагами, отсчитывая оставшиеся секунды, которые мне предстояло провести в постели.

– Доброе утро, Костик, дай я ещё чуть-чуть поваляюсь, – не открывая глаз, вымолвила я.

– Два часа дня. Это, по-твоему, утро? – сказал он, садясь на край кровати и кладя свою ладонь мне на голову.

– От тебя костром пахнет, – я взяла его ладонь и уткнулась в неё лицом.

– И шашлыками. Чувствуешь? Они кстати уже на углях, и если ты сейчас не встанешь, то мы можем остаться голодными.

– Как приятно пахнет твоя ладонь, так нежно касаешься моего лица, словно массаж делаешь, – мурлыкала я.

– Катёнок, я не массаж лица делаю. Я пытаюсь у тебя, как у собаки Павлова, выработать рефлекс. Чувствуешь запах шашлыка? Выделяется слюна, просыпается чувство голода… Идёшь в ванную и спускаешься вниз.

– К миске с едой что ли? – с этими словами я схватила подушку и попыталась огреть Костю по голове.

– Ах, ты ещё такая неблагодарная? Ну, хорошо, я буду действовать по-другому.

Его руки схватили меня за ступни ног и стали тащить из-под одеяла.

– Нееет! – закричала я, повернувшись на живот и ухватившись руками за спинку кровати.

Моё голое тело извивалось, пытаясь высвободится из его рук.

– Отпусти меня немедленно! – продолжала кричать я, но силы мои иссякли, и я повисла на вытянутых руках, как обезьяна на лиане.

– Хорошо, я отпускаю. Ты свободна, – произнёс Костя.

Почувствовав свободу, я инстинктивно поджала ноги под себя. Теперь я стояла на коленях, всё так же держась за спинку кровати, уткнувшись лицом в подушку. В спальне повисла тишина. Боясь, что Костя задумал какую-то хитрость, чтобы опять попытаться стащить меня с кровати, я сильнее вцепилась в прутья спинки и оглянулась – свитер, словно большая чёрная птица, пролетел и упал на пол… Джинсы он снял с такой скоростью, словно они горели на нём, выпустив на волю в полной боевой готовности член.

– Чёрт, – вскрикнул Костя, при этом его взгляд метнулся от моей попы к лестнице. – Катя, стой так, не шевелись, я пулей! Шашлыки горят.

Боясь загреметь вниз по лестнице, он одной рукой придерживаясь за стену, а другой скользя по перилам, прыгал через ступеньку вниз. При каждом прыжке его торчащий член будто кланяясь мотал головой вверх-вниз, словно молясь: «Только бы парень не споткнулся». Говорят же, сдуру можно и член сломать.

– Ребята, осторожней с огнём, берегите себя! Мы ждём вас! – крикнула я вдогонку, шмыгнув в туалет пописать.

Через полчаса прохладная кожа кресла каминного зала остужала моё разгорячённое тело. Я сидела в нём, доедая остатки сильно подгоревшего шашлыка. Костя стоял у камина, пытаясь исправить ситуацию, нанизав на шампур пару оставшихся ещё не приготовленных кусков баранины. Рдеющие угли камина делали его обнажённое, ещё не успевшее остыть от страсти тело, багровым.

– Кать, извини меня, это я, конечно, виноват в том, что сгорели шашлыки. Проглядел, – говорил Костя, прикрывая ладонью лицо от жара камина.

– Не болтай «ерундой»! Всё было просто великолепно! И вообще, отойди подальше от этого пекла, головку может перегреть, – при этих словах я сделала строгое озабоченное лицо и посмотрела Косте в глаза, затем опустила взгляд ниже.

– О небеса! – картинно подняв руки, в одной из которых он держал шампур с мясом, простонал Костя. – Эта женщина просто издевается надо мной.

– Не издеваюсь, милый. Забочусь! И не мог бы ты не размахивать шампуром с последними кусками мяса? Два куска это, конечно, «не еда», но всё же…

В Москву мы ехали почти по полупустой дороге. Шутили, улыбались, вспоминая прекраснейший вечер и бесподобную ночь. Но чем ближе мы подъезжали к городу, тем сильнее меня одолевала какая-то внутренняя тревога… Сейчас мы были, наверное, самые счастливые и влюблённые на свете, и кто бы мог знать, что всё это так быстро, в одночасье исчезнет… На смену радости придут печали, тревоги, разочарования и рушившиеся на глазах надежды…

– Меньше чем за час доехали. Всё-таки я был прав, что выехали пораньше.