Темная сторона города - Святослав Логинов

Она сосчитала до десяти и обратно, тщательно контролируя дыхание, и вдруг усмехнулась: знали бы ребята про эти пресловутые прыжки. Ее ведь купили за рупь за двадцать. Подначили, как дурочку, на спор, еще на первом курсе университета: мол, пять раз с парашютом прыгнуть – слабо? Откуда ей было знать, что три-то раза прыгнуть дают всем, без особых напрягов. А вот чтобы продолжать сигать с самолета, потребуется нечто большее, чем короткие подготовительные курсы, а именно: усиленная физподготовка, затяжные кроссы по пересеченке, в том числе и зимой, с колким ветром в лицо пополам с ледяной крупой, долгие часы в классе на теории и еще более выматывающие занятия на бесконечных укладках… Она и прыгала столько раз во многом потому, что ей просто было жаль потраченных усилий.

За окном совсем стемнело. Отсветы фонарей блестящими струями скользили по стеклу, огибая жемчужные капли, поверх неясного отражения слабо освещенного кабинета. Гомон внизу стих: или все разошлись, или пошли за водкой. Ноги у Киры затекли, и она чуть переменила позу, кресло сварливо скрипнуло: двенадцатый час, пора бы и честь знать. Мысли бродили по замкнутому кругу: лицо, надпись, место, кто переносил тело? Мышечный спазм, «сердце, словно тряпочка», сырой бокс, царапины на стене, грязь на подошвах…

Ну, предположим, зацепки у меня есть, оборвала Кира цепочку фактов и домыслов. Далеко тело не могли отнести: тяжело, и чем дольше несешь, тем больше вероятность, что заметят. Значит, минут десять-пятнадцать. Полчаса – в самом пиковом случае. Откуда?

Впрочем, и тут гадать особенно было нечего.

За гаражным кооперативом проходила объездная трасса, а за ней – заброшенные, полуразвалившиеся дачки догорбачевских времен: в три сотки и разновеликими городушками, больше напоминающими таежные времянки на строительстве ЛЭП, чем места отдыха притомившихся от урбанистического угара горожан. Крыши имелись далеко не у всех строений, не говоря уже о подобиях очага, но некоторые еще вполне годились для обустройства ночлега летом, даже таким сырым и холодным, как нынешнее. Будь у Киры больше времени, она обязательно бы нашла несколько таких лежек-пристанищ бездомных и беспризорников, но и это ей мало бы что дало. Кто? – вот главный вопрос, ответив на который можно было бы сконцентрироваться на остальном: почему? при каких обстоятельствах?..

– Даже если вы их найдете, – случается и в нашей работе чудовищное везение, – вряд ли они станут с вами разговаривать, – резонно рассуждала Нефедова. – Вернее, говорить они будут очень много и весьма охотно, но вот о Кыше не скажут ни слова. Кто вы им, мать родная? Просто еще один мент…

Да, не мать. Она вообще не знает, что это. У нее и такой, как у Кыши, не было…

Мать?!.

Кира смахнула с дела Сазонова дырокол, и тот с грохотом закатился под Митькин стол. Ладонь ныла, но Кира лихорадочно листала тоненькие листочки официальных бланков, заполненных разными почерками. Где-то здесь. Она точно помнила, что сунула квадратную бумажку с телефоном в папку незадолго до того, как ее вызвал Божок.

– Вот вам телефон одной женщины, – Нефедова вырвала листок из толстенькой пачки. – Может, она вам что-нибудь подскажет. Дети зовут ее мамой…

– А почему? – спросила Кира, но капитан лишь пожала плечами.

Кира уже звонила днем, но телефон не отвечал. Первые цифры 72. Это где-то в Заречном районе, который принято считать спальным. Вероятно, владелица была на работе. Черт! Да где же он? Ага! Кира выхватила листок, подхватила трубку, мимолетно подумав, что звонить, пожалуй, поздновато, но пальцы уже стремительно тыкали в клавиши, сигналы набора сменились гудками. На втором Кире ответили.

– Доброй ночи! – затараторила она, услышав женский голос. – Прошу прощения за поздний звонок. Вас беспокоит дознаватель Кировского РОВД Симакова Кира. Мне очень нужно поговорить с Инной Сергеевной…

– Давайте поговорим, раз нужно, – ответила трубка. – Я слушаю.

– Инна Сергеевна, ваш телефон мне дали в детской комнате Ленинского ОВД. Вы Кирилла Сазонова знаете… знали?

В трубке помолчали.

– Это я привела его в наркологическую клинику несколько месяцев назад. Он умер?

– Да.

Несколько секунд в трубке мертво шелестело электрическими сигналами. Кире показалось, что она разобрала всхлип, но когда женщина заговорила, голос звучал ровно.

– Передоз? – спросила она. – Я знаю, из клиники он сбежал…

– Нет, – ответила Кира, – Инна Сергеевна, извините, я не могу об этом говорить. Мне предстоит принять решение об отказе или о возбуждении уголовного дела, но обстоятельства смерти мальчика таковы, что мне необходима дополнительная информация…

– Спрашивайте.

Кира смотрела на едва различимый в полумраке плакатик с любимым Митькиным изречением давно умершего философа – маньяка по сущностям.

– Вы знаете, с кем Сазонов жил… на улице. Ну, ночевал, может быть, дружил…

– Саймон, Вера и Лека, – последовал быстрый ответ, потом женщина запнулась. – Извините, это их уличные имена, конечно. Саймон – Петр Самойлов. Он самый старший, ему пятнадцать. Вера Ляпина, тринадцать лет, и Лека, Леша Зыбин. Он самый маленький – ему шесть.

Кира внимательно выслушала словесное описание детей, делая пометки на листе бумаги.

– А кого-нибудь по прозвищу Шу-Шу вы знаете? – спросила она.

– Как? – переспросила Инна Сергеевна и, когда Кира повторила, сказала: – Нет, не знаю. Никогда не слышала… Это как-то связано с тем, что Кыша?..

– А где их можно найти? – перебила Кира: невежливо, но ей не хотелось вдаваться в зыбкие предположения и подробности.

– Где они ночевали, я не знаю. Часто видела кого-то из них на Мытном пятаке у торгового центра «Мираж»… Последний раз, три дня назад, видела Веру и Леку…

– «Мираж» первый или второй?

– Второй…

– Спасибо, – пробормотала Кира, с нажимом чиркая на бумаге, – стержни дешевых шариковых авторучек отказывались писать с упорством злостных рецидивистов.

Вновь повисла пауза. На другом конце провода установилась особенная тишина: тяжелая и густая, как кусок расплавленного битума. Кира не знала, как закончить разговор.

– Почему они зовут вас мамой? – выпалила она вдруг. Для себя вдруг…

– Его уже похоронили? – одновременно спросила женщина.

Слова перемешались, столкнувшись в проводах, словно элементарные частицы, разгоняемые в скандально известном коллайдере. Эхом брызнули осколки и застряли у Киры под ложечкой, горло перехватило.

– Не знаю, – услышала она усталый голос. – На самом деле я мало что могу для них сделать. Иногда кормлю, даю что-нибудь из одежды, просто беру за руку и веду в больницу, детскую комнату или в интернат. Разговариваю… В большинстве случаев это не помогает.

Голос ослабел и растаял в электронном шуршании, Кира сглотнула комок вместе с дурацкими вопросами, которые лезли на язык.