Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов

нашего солдата все идет нам назад – вся Польша, да еще отдают всю Галицию, а кроме того, «наш Царь требует 20 миллиардов рублей денег, да чтобы каждому жить сам по себе… ни торговать, ни што-либо сообща». «А царь немецкий говорит, что больше 15 миллиардов дать не может, да штобы была торговля и все прочее по-старому…»

Что-либо подобное я слышу почти каждый день в передаче Осипа. И мне думается, отчего это наши военные корреспонденты не поживут немного в окопах, чтобы понаблюдать их интересную жизнь и потом рассказать о ней людям. Обыкновенно они снимаются у пушек на «передовых» позициях, а такие пушки подчас стоят от окопов верстах в 3–4, особенно тяжелые, и на таких позициях нет даже артиллерийского огня, а ружейная пуля не долетит сюда, если бы она и хотела. Когда офицеры получают эти отчаянные картины, то смеются много и на разные лады…

«Новое время», 22 декабря

Государь Император во время смотра армии, в обращении к георгиевским кавалерам подтвердила что не заключит мира, пока последний неприятельский воин не брать изгнан из пределов России, и не заключить его иначе, как в согласии с союзниками, с которыми мы связаны истинной дружбой и кровью.

В. А. Теляковский, 23 декабря

Дороговизна в столице непомерная. Недостаток муки, соли и масла, а также мяса ставит в очень затруднительное положение бедный класс.

«Раннее утро», 25 декабря —

Письмо Татьяны «наших дней»

«Я вам пишу – чего же боле?..»

Бумаги нет – удел жесток —

Последний трепетный листок

Несу вам в жертву с чувством боли…

В Москве осталась пара стоп,

И скоро бедные поэты, —

Хоть песни их еще не спеты, —

Печальной музе скажут: стоп!

Быть может юноша влюбленный,

Безумной страстью ослепленный,

В любви признанья пишет ей

На коже собственной своей,

Но я, – спешу сказать заране, —

Таких не стану жертв нести.

Ах, кожа – редкость! – и Татьяне

Нужна на жизненном пути.

Итак, прочтите лист последний

И отвечайте – без письма! —

Не надо больше нежных бредней,

Когда на сцене жизнь сама.

Я расскажу вам до порядку,

Чем заслужить любовь мою.

Во-первых, – сахар. Не таю,

Что, чай люблю я пить «в накладку»;

(Питаю ненависть к песку:

Он навевает грусть-тоску),

Что в день обычно тратить надо

Не меньше фунта рафинада

(В медовый месяц будет «мед» —

И меньше сахару уйдет).

Второе… (Жизнь пошлей романа:

Тупые, серые слова

Произносить должна Татьяна)

Второе – о, mon Dieu! – дрова…

Любовь согреет нас лучами

Животворящего огня…

Но дом с холодными печами,

Зима с морозными ночами

Отымут пламя у меня.

Твои уста кривит гримаса?..

Ну, что ж, не верь моей любви,

Но без обильного запаса

И дров, и угля – не зови!..

Судьба нас делает рабами…

Но – скажем, правды не тая, —

Стуча от холода зубами,

Нельзя шептать; «люблю… твоя!..»

Да… Мы стоим во мгле распутья,

В недоуменье и тоске…

(Увы! – должна упомянуть я

О хлебе, масле, молоке…)

Все, все достать, – вот в чем заслуга! —

Спеши, – теперь нельзя дремать.

И верь, во мне найдешь ты друга.

Я буду «верная супруга и добродетельная мать».

«Другой? Нет, никому на свете»

(Слова Татьяны повторю)

Я не отдам любви зарю…

Но… не забудь о туалете:

Весь век в плену мы у портних —

И мерных цен не жди от них.

«Я знаю, ты мне послан Богом,

До гроба ты»… Но… бросим вздор.

Хочу сказать еще о многом:

Мне нужен фордовский мотор,

Абонементы в три театра и два врача (без кислых мин!):

Один по женским и один

По нервам… вроде психиатра.

Друзья?.. Интимнейший кружок!

Ты – мой единственный дружок,

И о других я не мечтаю.

Игру лишь в клубах я веду,

А из гостей – имей в виду —

Поставщиков предпочитаю…

Аддио! Жду вас завтра в шесть —

С рукой и сердцем, полным пыла…

«Кончаю. Страшно перечесть»:

Наверно, что-нибудь забыла…

С душевным прискорбием списал Lolo.

И. Мазуров, 26 декабря

Вам все пишут незначительные потери наших. Эх начальнички наши… Никогда наши не выиграют и думать нечего, теперь весь народ понял в чем дело. Воюем второй год и защищаем интересы отечества, и до сего времени нет ни одного манифеста для крестьян – защитников русской земли.

Знаете дорогой братя я думаю будет ли когда конец этому убийству и спрашиваю себя – к чему это, Богу что ли все это надо, но для чего он тогда дал заповедь – «не убий».

М. К. Лемке, 27 декабря

Южная операция кончилась ничем, мы потеряли около 50 000 чел. Все мечты о Буковине надо бросить, и притом совершенно. Пережив Бог знает что за эти дни, Алексеев докладывал эти цифры Николаю со слезами на глазах и дрожью в голосе, а идиот рассматривал в это время какую-то карикатуру и затем как ни в чем ни бывало стал спрашивать о всяком вздоре…

«Ну что же делать – без потерь нельзя», – утешил он начальника штаба, видя, как того крючит от царского внимания к павшим за его подлую шкуру.

«Новое время», 29 декабря

В Галиции, восточнее Черновиц, противник, понеся огромные потери от нашего короткого и сильного удара, никакой активности не проявлял.

Николай II, 31 декабря

В 9 ½ часов прибыл в Могилев и тотчас поехал в Ставку. Осмотревшись, пошел к докладу. Завтракали и обедали все иностранцы с генералом По во главе. Занимался до 3 часов и погулял в саду. Потом писал Аликс и читал книгу. В 11.45 поехал к молебну на Новый Год. Молился горячо, чтобы Господь благословил Россию окончательной победой и укрепил в нас веру и терпение!!!

Вторая осада Перемышля принесла успех русскому оружию