Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа

– Как можно осмотреть больного и даже не дать ему никакого совета?

– Что давай совет, что не давай – все одно, так зачем делать лишнюю работу? – возразил лекарь Хэ.

Так они и топтались, не желая уступать друг другу: один хотел уйти, другой пытался его задержать. «А он действительно туповат, – с мысленным вздохом подумала я. – С нынешним положением Гао Уюна – и приниматься спорить с ним!»

Тут из-за ширмы вышел Иньчжэнь и произнес:

– Мы ручаемся, что на этот раз она будет исполнять указания лекаря.

Господин Хэ мгновенно изменился в лице и, едва живой от ужаса, торопливо упал на колени, приветствуя Его Величество.

В присутствии Иньчжэня придворный лекарь вновь внимательно послушал мой пульс, после чего взял кисть и, выписав рецепт, отдал мне его со словами:

– Здесь все то же самое, что выписал тогда лекарь Ли, я лишь немного дополнил список. Ваш организм слаб, поэтому использовать сильные средства нельзя: скопившийся внутри холод можно лишь медленно-медленно выводить наружу. Чуть погодя станете ежедневно принимать пилюли.

– Если она будет соблюдать все указания, то болезнь удастся излечить? – спросил Иньчжэнь.

Лекарь Хэ молчал, не решаясь ответить, и тогда император добавил:

– Говори так же прямо, как раньше, когда мы были за ширмой.

– Как Ваш покорный слуга говорил ранее, это застарелый недуг и вылечить его почти невозможно, – потупившись, проговорил лекарь. – Сейчас можно лишь тщательно следить за состоянием, чтобы положение не стало серьезным. Если все предписания Вашего покорного слуги будут выполняться, то можно быть уверенным: больная точно проживет без забот еще десять лет.

– А потом? – холодно поинтересовался Иньчжэнь.

Лекарь повесил голову и надолго замолчал.

– Пока рано строить предположения о том, что может случиться через десять лет, – наконец сказал он. – Все будет зависеть от того, как эти десять лет будет проходить лечение.

Иньчжэнь молчал. Лицо его было мрачнее тучи. Лекарь Хэ и Гао Уюн не осмеливались даже громко дышать и неподвижно стояли, опустив головы. Я взяла Иньчжэня за руку, и его лицо несколько смягчилось, но скорбь в глубине глаз стала лишь тяжелее.

– Вы двое свободны, – сказал он, сильнее стиснув мою ладонь.

Лекарь с евнухом тут же безмолвно удалились.

Обхватив меня руками, Инчжэнь что есть силы сжал меня в объятиях.

– Это моя вина, – тихо произнес он после долгого молчания.

– Ты не можешь брать на себя ответственность за все на свете, – покачала я головой. – Сейчас все благополучно, а что толку печалиться о том, что будет через десять лет? Кто знает, что нас ожидает?

Мы еще очень долго обнимали друг друга. Затем он выпустил меня из объятий и спросил:

– Ты не устала? Не хочешь ли отдохнуть?

– А ты? Когда ты будешь отдыхать?

– Мне еще нужно заняться делами.

– Я не хочу спать, – сказала я. – Хочу лишь побыть с тобой.

Кивнув, Иньчжэнь направился к восточным внутренним покоям, ведя меня за собой. Когда мы покинули мою комнату, он не только не отпустил мою руку, чтобы избежать пересудов, но, напротив, сжал ее сильнее. Давно стемнело, и Гао Уюн, заметив нас, схватил фонарь и пошел впереди, освещая путь.

Сев за стол, Иньчжэнь принялся просматривать документы, я же взяла первую попавшуюся книгу и стала листать ее, лежа на кушетке. Тишину комнаты нарушал лишь шелест переворачиваемых мной страниц либо перекладываемых им бумаг, от жаровни плавно поднимался легкий ароматный дымок. В какой-то момент я, не сдержавшись, рассмеялась, чувствуя: вот оно, настоящее счастье. Мы вместе, любим и оберегаем друг друга.

Повернув голову, я посмотрела на Иньчжэня. Нахмурив брови и подперев щеку рукой, он сидел и изучал лежащий перед ним документ. Я долго разглядывала его, но Иньчжэнь не менял позы, продолжая озабоченно читать бумагу. Тихонько поднявшись с кушетки, я подошла к нему и, вытянув шею, заглянула в документ.

Иньчжэнь подвинулся, и я присела рядом, прижавшись к нему.

– Я уже все глаза проглядел, – произнес он, потерев веки, – но ничего не могу понять.

– Ты должен внимательно просматривать даже такие подробные учетные книги? – удивилась я, бегло взглянув на документ.

Иньчжэнь откинулся на спинку стула и вздохнул:

– Ничего не поделаешь. Казна почти пуста, и если я не буду внимательно просматривать учетные книги, то как же я буду знать, на чем можно сэкономить? Как смогу вернуть то, что было украдено? При дворе не найдется ни одного чистого на руку человека, и, если мы не внесем для себя ясность, они обведут нас вокруг пальца.

– А как насчет тринадцатого господина? Почему бы не передать это дело ему? – предложила я.

– Ему приходится читать не меньше моего, – покачал головой Иньчжэнь. – Сейчас он наверняка точно так же сидит при свете лампы и мучается с этой напастью!

Он опустил голову и вновь погрузился в чтение.

Взяв одну из лежащих рядом учетных книг, я тоже принялась внимательно просматривать ее. В те времена метода двойной записи еще не существовало и все записывалось методом одинарной[56]. Потратив на чтение кучу времени, можно было в общих чертах понять, как обстоит дело с доходами и расходами лишь по одной статье, а из-за отсутствия качественной формы отчетности было невозможно эффективно проводить факторный анализ и обобщать результаты. От одного взгляда на эти страницы начинала идти кругом голова, а ухватить суть так и не представлялось возможным.

– Ну и неразбериха, – наконец вздохнула я, не выдержав.

– Не все могут читать учетные книги, – отозвался Иньчжэнь. – В свое время мы тоже потратили много сил, чтобы вникнуть в них.

Взглянув на учетные книги, покрывавшие весь стол, я спросила:

– Можно мне поизучать их?

– Зачем? – с изумлением спросил он.

– Посмотрю, вдруг пойму что-нибудь, – улыбнулась я.

Он легонько покачал головой и сказал:

– Читай, если хочешь, но постарайся ничего не потерять: некоторые из этих документов существуют в единственном экземпляре.

– Хорошо, – кивнула я. – Это все книги?

– Их намного больше, это лишь те, что я вытащил.

Услышав, что пробила третья стража, я сказала:

– Ступай отдыхать: как наступит пятая стража, тебе уже надо будет начинать аудиенцию!