Марсиане - Ким Стэнли Робинсон

Конечно, вода, стекающая вниз по туннелю, немедленно начинала разрывать песчаник, и довольно скоро под нами не осталось бы края, который сдерживал северную сторону дамбы.

Поэтому у нас не было иного выбора, кроме как закрыть воронку наверху. Мы даже обрадовались тому, что еще имели такую возможность. Но после этого были вынуждены выпустить воду из резервуара. Дождь все еще шел, и такой сильный, как никогда прежде. А Лабиринт Ночи имеет чрезвычайно крупную водосборную площадь, даже если взять только южный его квадрант, вода из которого сливалась в резервуар.

Так что уровень воды прибавлял сначала по два метра в час, затем по три. При такой скорости нам оставалось всего несколько часов, прежде чем он достиг бы вершины дамбы и начал переливаться, потом неизбежно где-нибудь случился бы прорыв, и все триста тридцать вертикальных метров воды обрушились бы, скорее всего, одним мощным ударом. Стены бортика, весьма вероятно, тоже бы рухнули. Но что еще существеннее, наводнение непременно смыло бы все поселения в кратере Удемана и верхней части системы Маринер, может быть, до самого каньона Мелас.

Спустя некоторое время после того, как мы закрыли воронку, мы совершенно не знали, что предпринять дальше. Разумеется, Мэри позвонила в службу спасения в Каире и попросила предупредить людей в Удемане и Ио, чтобы те выбирались из кратера и каньона или хотя бы поднялись как можно выше на их стены, так как столько людей не могли быстро выбраться из такого глубокого кратера и ущелья. Но что делать с этим нам – было вовсе не очевидно. Мы бегали от командного центра к дамбе, чтобы посмотреть, как поднимается вода, а потом возвращались обратно – проверить данные о погоде. Все это время дождь лил стеной. Прогнозы давали нам надежду, что он может вскоре прекратиться – выше по течению и на дальнем западе он уже не шел. Последний шквал принес уже в основном град, размером с апельсины, и это заставило нас найти укрытие в центре. Но и это тоже давало нам надежду.

Тем не менее данные верхней части потока, поступавшие в центр, давали понять, что вода должна была превысить высоту дамбы примерно на два-три метра. Некоторые грубые расчеты привели меня к заключению, что переполнения дамба не выдержит. Я сообщил о своем неутешительном прогнозе остальным.

– Три метра! – проговорила наконец Мэри, а затем выразила желание, чтобы дамба была бы хоть на четыре метра выше. Это, несомненно, помогло бы в этом положении.

Не задумываясь об этом всерьез, я ответил:

– Возможно, у нас получится поднять ее на четыре метра.

– Это как же? – удивились остальные.

– Ну, – начал я, – сверху давление будет не таким уж сильным. Даже простого фанерного барьера может хватить.

Они нашли это забавным, но все же мы сели в грузовик и помчались в «Каирские пиломатериалы» по дороге, присыпанной крупными градинами, и купили целую стопку листов фанеры. Мы были так встревожены, что не могли толком объяснить, зачем нам они.

Вернувшись на дамбу, мы установили их на решетку перил, пригвоздив к пластиковым основаниям – лишь затем, чтобы ветер не сдул их прежде, чем до них дойдет вода. Пока мы все это делали, снова пошел дождь. Уверяю вас, мы работали так быстро, как могли, – никогда еще я не чувствовал такой спешки. Но даже при этом, когда мы закончили, вода уже плескалась о бетон, и нам пришлось убегать по дорожке, что тянулась поверху дамбы, по щиколотку в воде. Ощущение было жуткое.

Спустившись с дамбы и поднявшись по тропинке к командному центру, мы остановились, чтобы оглянуться. Если бы фанера не выдержала и дамба прорвалась, ее борт в том месте, скорее всего, прорвался бы и нас бы всех там убило. Но все равно – мы остановились, чтобы оглянуться. Просто не могли удержаться от этого.

Последний шквал затих, еще пока мы возились с фанерой, и небо над нами теперь казалось совсем диким: темно-оранжевое на востоке, на севере и юге – такое бирюзовое, какого мы еще никогда не видели. На западе оно было еще черным, но солнце уже проглядывало сквозь далекое облако, заливая весь пейзаж латунным светом. Внизу мы увидели, что уровень воды продолжал повышаться – теперь уже вдоль листов фанеры. К тому времени, как опустились сумерки, вода поднялась чуть выше середины листов. Когда мы уже не могли как следует их разглядеть – да и, признаюсь, не хотели, потому что выглядели они весьма хрупкими, – мы вернулись в командный центр.

И стали там ждать. Существовала высокая вероятность, что дамба очень быстро прорвется – мы видели это по приборам, потом слышали – и нас самих унесет вместе со стенками бортика. Поэтому мы всю ночь наблюдали за данными на компьютерах. И между тем рассказали по телефону о том, что сделали. У меня аж в горле пересохло от разговоров. Мы развлекали друг друга шутками – особенно я, причем никогда еще никто не смеялся над моими шутками так сильно. После одной из них Мэри даже обняла меня, и я почувствовал, что она дрожит. Взглянув на свои руки, я заметил, что и они тоже дрожат.

Утром вода еще плескалась о фанеру, но уже не казалась такой высокой. Дамба вроде бы держалась. Зрелище, впрочем, до сих пор оставалось пугающим: поверхность воды была еще высоко, будто в какой-то оптической иллюзии, но явно ниже нас, и, яркая, далеко простиралась в утреннем свете.

В общем, дамба устояла. Но наше празднование – после того, как прибыли насосы и медленно откачали воду, вернув ее уровень в пределы нормы, – получилось приглушенным. Мы, так сказать, исчерпали себя. Взглянув на влажные погнутые листы фанеры, Мэри воскликнула:

– Боже, Стефан, мы сработали в стиле Нади!

Позднее, конечно, их убрали. И не могу сказать, что сожалею об этом.

Когда Большой человек влюбился в обычную женщину, случилась большая беда.

Ее звали Зоя. Да, ее звали так же, как Зо Бун, – более того, она была клоном Зо.

Зо Бун клонировали ее друзья после ее трагической гибели. То есть генетически Зоя была еще одной дочерью Джеки, а значит – внучкой Касэя и правнучкой самого Джона Буна. Но и это еще не все: поскольку тело Зо некоторое время проплавало в Северном море, оно стало слегка подсоленным и невольно приобрело связь с воскресшими археями. И в этом первобытном морском бульоне, соленом и шипучем, она будто бы переняла некоторые черты водорослей, моллюсков, дельфинов, морских выдр и бог знает кого еще. Какой только она теперь не была: большая, как Пол Баньян; необузданная, как Зо; неуступчивая, как археи; счастливая, как Джон; неспокойная и бурная, как Северное море. Вот такой была Зоя – Зоя была всем. Она плавала мимо айсбергов, летала в струйных воздушных течениях, бегала в кругосветке. Пила, курила и принимала странные наркотики, имела случайные половые связи с незнакомцами и даже с друзьями, сбегала с работы всякий раз, когда поднимались приличные волны. Короче говоря, она искала острых ощущений, ей были чужды пристойность и мораль, она насмехалась над любыми принципами прогресса человечества. Она могла убить взглядом или ударом ладони по носу. Ее девиз был: «Забава любой ценой».