Обезьяна приходит за своим черепом - Юрий Домбровский

Ганка молчал.

Гарднер посмотрел на Ганку.

- Ну и еще одно, чтобы вы ясно понимали свое положение. Я мог бы немедленно отправить вас в сад пыток вашего благожелателя Коха. Ну, того самого, с которым у вас произошел некий инцидент. Но есть ряд причин, по которым я желал бы вас оставить живым. Я думаю, что в этом отношении наши желания совпадают. Не правда ли? - тут Гарднер опять улыбнулся.

Ганка был в страшном волнении.

Во-первых, в словах Гарднера почувствовалось ему что-то похожее на правду. Да и в самом деле - не похож был этот допрос на те, которые в гестапо устраиваются смертникам. Вот того же Гагена допрашивали, конечно, не так. Он, Ганка, запирается, а его не бьют. По всему видно, что Гарднер задумал какую-то ловкую комбинацию. Так вот, надо узнать, какую именно, и тогда почему не обдурить этого молодца... Кстати, он и не выглядит особенно умным. Во-вторых, он, Ганка, думал, что его сразу же станут спрашивать о работе института, а тут, как видно, этим вовсе и не интересуются. Вот, например, его статья только и выплыла в связи с тем, что Гарднеру потребовалось узнать кое-что из биографии Курцера. Самый же смысл ее остался для него совершенно неясным или он не обратил на него особенного внимания. И в самом деле - научная статья по очень, очень частному и специальному вопросу. Разве тут так легко разобраться, в чем дело? Он вдруг вспомнил, что и при аресте тоже не забрали его рукописи, а между тем один из обыскивающих листал ее, видел снимки и диаграммы и все-таки ничего толком не понял. Значит, может быть, верно, есть надежда вырваться. Но вместе с тем он видел - и это было третье, - что его не то принимают за совсем другого, близко связанного с редакцией человека, не то действи-тельно что-то вычитали такое в его письме, что дает им основание причислять его к эмигрантским кругам, занимающимся политической деятельностью. Вот из всего этого следовало немедленно, сейчас же, сделать какой-то вывод, а соответственно с ним и повести себя.

Но как? Как?

Голова шумела.

Он снова заметил, что дрожит.

Это нелепое и позорное предложение путало все его карты. Ведь еще час тому назад все было ясно, и ясно до такой степени, что и думать ни о чем не приходилось. Он знал твердо, что погиб, и ему оставалось только одно умереть как следует. Но, кроме того, он знал, что так просто ему умереть не дадут. Что перед этим его станут бить, выламывать ему руки, лить в уши и нос воду, может быть, приставлять к телу обнаженный провод, - вот все это и нужно вынести. Он догады-вался, как и кем все это проделывается, и именно к этому и готовил себя. Но то, что потребовал от него сейчас Гарднер - и потребовал отнюдь не крича и не угрожая, - совершенно сбило его с толку. Потом эти шуточки насчет Ланэ. Конечно, Гарднер врет и издевается... он и сам не скрыва-ет этого... но, Господи, Господи, как все это неприятно! Все это не то, совсем не то, чего он ждал, чего боялся и к чему готовился. Он растерянно и глуповато смотрел на Гарднера, и даже рот у него был полуоткрыт.

А Гарднер тоже смотрел и тоже ждал.

- Ну что, - спросил он, - подумали?

- Но я... - начал Ганка и махнул рукой: о чем он мог говорить?

- Хорошо. - Гарднер взял телефонную трубку и назвал какой-то номер.

- Это вы, Бранд? - спросил он. - Этот еще у вас? - Несколько секунд он слушал молча. - Так вот что! Быстро кончайте и ведите его сюда... Уже? У меня в кабинете!.. Хорошо! Хорошо! Хорошо, Бранд! Так я жду!

Он положил трубку, взял карандаш и что-то быстро записал на бумажной ленте.

- Положение-то вот какое, - сказал он миролюбиво. - Дела вашего института меня не особенно интересуют. - Он усмехнулся. - Конечно, вы, так же как и ваш руководитель, заслу-жили двадцать раз петлю, но пока это не мое дело. Тут действует иное ведомство, и, надо думать, оно доведет это дело до счастливого конца. Если вы будете полезны нам кое в чем еще другом, вот вам моя рука - я согласен поставить крест на всем вашем прошлом. Видите, я открываю перед вами все карты. Но для этого необходимо, чтобы вы помогли нам в другом отношении.

Дверь отворилась и вошли - сначала офицер, за ним два солдата, а между ними...

Глава пятая

...Между ними шел высокий черный человек с короткими жесткими волосами, тяжелым, четырехугольным лицом.

Одет он был в глухое черное осеннее пальто с оборванными и болтающимися пуговицами, очень длинное, из-под которого высовывались только красные, некогда модные туфли с острыми концами.

Не дойдя шага до стола, он остановился и стал спокойно ждать.

- Так, - сказал Гарднер, с удовольствием всматриваясь в него. Отлично. Очень хорошо. Господин Ганка, встаньте и подойдите ко мне.

Ганка подошел.

- Скажите, не знаете ли вы вот этого человека?

- Вовсе он меня не знает, - быстро сказал вошедший.

- Да! - выпалил вдруг Ганка и осекся: все, что угодно, все, что угодно, но именно этого не следовало ему говорить.

- Да, да, - ухватился Гарднер, - знаете, и звать его... ну... ну?..

- Да не знает он меня, не знает, - сказал длинный и обернул к Ганке свое страшное, зеленое лицо. - Я же никогда и не был в этом городе. Я...

Гарднер встал, кряхтя перегнулся через стол и с наслаждением тюкнул его тяжелым пресс-папье по макушке.

- Ты, грязная свинья! - крикнул он, но не особенно зло. - Все равно ничего не выйдет. Придется рассказать все по порядку. Уж я из тебя все по ниточке повымотаю!

Он бросил пресс-папье на стол и сломал им карандаш.

Высокий покачнулся, но так же спокойно и окончил:

- ...я же австриец, меня зовут Отто Грубер. Я мастер по динамоустановкам. - Он как бы машинально провел рукой по волосам и стряхнул с пальцев тяжелые капли крови. - Я Отто Грубер! - повторил он.

- Заткните ему глотку! - приказал Гарднер.

Солдаты подскочили к высокому и схватили его за руки. Ганка же смотрел ему в лицо и вспоминал: где он его видел?

Вспомнить же было очень просто.

Год тому назад этого человека действительно привел к нему Гаген, но кто он такой, не объяснил. Просто сказал: "Вот этого вашего соотечественника нужно спрятать на две, на три ночи" (он именно сказал "ночи", а не "дня", и Ганка сейчас же обратил на это внимание). Был тогда этот человек в цветном драповом пальто, дорогом и хорошо сшитом, очевидно, по специаль-ному заказу. В руке у него была тросточка с ручкой из слоновой кости, и, войдя, он сейчас же прислонил ее к стене. И этот жест, почти машинальный, спокойный, очевидно, очень привычный, сразу же запомнился Ганке. В то время прошел небольшой быстрый дождь, насквозь пронизанный солнцем и ветром, и на драповом пальто и серебристой шляпе гостя лежали черные капли дождя. Гость снял шляпу и отряхнул ее. Потом он снял пальто; под ним оказался почему-то очень приличный, но все-таки никак не костюм, а просто комбинезон синего цвета. Он отряхнул и его и прошел вслед за Ганкой в комнату. Вечером пришел Ланэ и утащил Ганку в театр, а гость остался.