Играл на флейте гармонист - Влад Стифин

и не женился на ней. Ленивый был очень. Любил лежать на диване.

— Нет, не так, — ответил он, — я не люблю лежать на диване.

— А мне жаль этого лентяя. Всю свою любовь проспал. А энергичный друг его девушку взял в жены. Несчастный был лентяй.

— Почему ты думаешь, что он был несчастлив? — спросил он.

— А как же? Девушка любимая стала женой другого. Да и сам он никчемный какой-то, ничего не умел делать.

— Это все, конечно, так, — сказал он, целуя ее в щеку. — Но могут быть и другие мнения. Счастье для него может заключаться не в том, что он открыто, напоказ желает себе, а в скрытом его желании, в тайных мыслях своих, которые и ему-то самому не очень ясны. Он может желает себе счастья именно на диване. Посмотри-ка, вспомни — ведь он добился, точнее получил то, что хотел — тихую, покойную, почти провинциальную жизнь. У него появилась заботливая жена, родился сын. Чем не счастье для него? Да и после смерти его судьба его сынишки сложилась удачно, его взяли на воспитание его бывший друг и бывшая возлюбленная. Вон оно, скрытое для постороннего счастье.

— А ты счастлив? — спросила она. — Счастлив здесь?

— Наверное, теперь да. Потому что ты есть у меня.

— А любовь? — снова спросила она. — Любовь это счастье?

— Не знаю, — ответил он. — Помнишь, я говорил тебе о самоубивице на комбинате.

Она, прячась под одеялом, под утро в доме становилось прохладно, ответила:

— Угу.

— Это была сумасшедшая влюбленная. У меня из-за нее проблем было море. Следователи замучили. Она оставила на мое имя письмо со стихами. Меня весь поселок считал виноватым. Потом разобрались. Подозрения с меня сняли. Девчушку всем было жаль, хотя и осуждали и жалели ее одновременно.

— Она любила тебя?

— Вот послушай, я запомнил, — и он прочитал наизусть несколько строк:

— Ты можешь сразу все отнять —

Не стоит это ничего.

Я все могу тебе отдать,

Что не отнять не суждено…

За окном забрезжил рассвет.

— Я плохо поняла ее, особенно последние строчки, — сказала она печально.

— Никто не понял. Зря она это сделала, зря, — он повернулся к ней и погладил ее волосы. Пора было вставать — его ждала метеостанция.

* * *

Наконец-то им разрешили оформить брак. Сан Саныч изловчился и получил официальную справку об условной гибели по неизвестным причинам Аполлона Ивановича. Сколько ему это стоило Венере Петровне, известно не было. Только по ироничной реплике Сан Саныча она поняла, что бумага оказалась золотой. Конечно на душе у обоих осталось какое-то неспокойствие из-за этого вранья об Аполлоне Ивановиче, но они утешали себя тем, что эта ложь весьма близка к правде, вероятность гибели Аполлона была очень высока. Да и неправда была сделана во благо — у них росла дочь.

Лето разгорелось не на шутку. В полдень солнце палило нещадно. Все удивлялись этой неожиданной, более двухнедельной, аномалии — жаре под тридцать градусов. В пригородных лесах случались возгорания. В отдельные дни город затягивался маревом из дыма и пыли так, что дышать становилось трудно. Столичные власти срочно выпустили инструкции — правила поведения жителей во избежание перегревов и отравлений дурной атмосферой. Предписывалось на улицах передвигаться исключительно по теневой стороне и носить защитный малый противогаз. Работу основных контор и заведений перенесли на ночное время. К нарушителям инструкций применялись драконовские меры принудительного характера. Всех пойманных удаляли из города в зону возгораний на тушение, вплоть до особого указания властей. Поговаривали, что особо смекалистые граждане специально попадались на нарушениях — за городом, с подветренной стороны зоны возгорания, дышалось легко и свободно. А еще ходили слухи, что пожары специально устраивали производители противогазов, но эти слухи власти опровергали ежедневно. Свободное население пыталось выбраться за город, куда подальше, хотя бы чуть-чуть продышаться. Вечерние пумпели были заполнены до отказа.

Сан Саныч отправил Венеру Петровну с Венсой за город в новый дом, который ему предоставили совсем недавно. В вагоне было уютно и прохладно. Она нашла свободные места в одной из ячеек для старчества, для ветеранов с одиннадцатой интегральной оценкой. Две милые старушки, аккуратно одетые, сначала с некоторым недоверием осмотрели ее, а разглядев симпатичное личико ребенка в дорожном коконе, смягчились.

— Какой милый мальчик! — сдержанно восхитилась одна из них.

— Нет, это девочка, — ответила Венера.

— Ах! Какая умница. Смотрит глазками. Уу! Лапочка какая, — продолжила вторая старушка.

— Нынче легко растить детей. Вот в наше время, ох и досталось же нам с ребятами. Этих штучек как сейчас не было, а теперь что, датчиками обложатся, и ребенок под контролем постоянно.

— Да, милочка, времена меняются. Мой-то внучек в школе как учится? Им нынче в мозги вложат что нужно и уже готовый спец.

— Да, как-то все быстро делается. Правда говорят, что ошибок много. Вот к примеру, мальчик тяготеет к музыке, а ему математику в голову запихивают. Родители в панике — ребенок уродуется.

— Даа… — старушки одновременно протяжно выдохнули.

Венса под бормотание старушек захлопала глазками и уснула.

— Смотрите, милочка, попутчица наша задремала.

— Устала лапочка, — старушки перешли на шепот.

— Видели вчера, глава-то наш устало как-то выглядел. Замучили его министры. Галстук неровно висит. Синячки под глазами.

— Да, милочка, вчера он был не очень. А галстук я бы вообще помягче выбрала, ярковат на мой взгляд.

— Да, да согласна. Видимо, помощники дурные не подсказали. Вот неделю назад с трибуны что-то говорил, а воротничок у рубашки задрался. Все сам, да сам. Так и надорваться можно.

— О! Как вы, милочка, правы. Ездит по стране без отдыха. Без него не идут у нас дела. Без него все стоит. В прошлую пятницу у каких-то добытчиков был, так весь костюм приличный перемазал чернотой этой. Жуть. Неужели нельзя без него.

— Надо было какую-нибудь куртку ему дать. Что у них там куртки нет, что ли?

— А ему не надо мотаться. Больше толку будет, — прервал их разговор старикан у окна.

— Как это, как вы выразились, «не надо мотаться»? Вы, молодой человек, неразумное что-то нам говорите. Да и вообще, как вы сюда попали в ветеранскую ячейку? Вы, будьте любезны, предъявите нам ваши права?

Старушки возмущенно уставились на худенького старика, и их решительность не оставляла ему шансов выкрутиться без предъявления документов. Старик поерзал на сидении и, покопавшись во внутренних карманах пиджака, вытащил пачку помятых бумажек.

— Вот это вам подойдет, — он, помахивая бумажками, по очереди подносил их то одной, то другой старушке. Они, не успевая прочесть, что там в