На волнах оригами. Музыкальный приворот - Анна Джейн

– Даже корочки хлеба в этом доме не сыскать, – пробурчал Виктор Андреевич, однако супругу свою будить не стал, мужественно решив дождаться, когда она сама соизволит проснуться. Зато Виктор Андреевич нашел орехи и кошачьи консервы. Он интереса ради даже открыл одну из них и понюхал – консервы заманчиво пахли тушенкой. Дядя Витя сглотнул невольно. Кот, крутившийся рядом с независимой мордой, с прищуром глянул на хозяина.

«Даже не вздумай, – говорил Кот. – Это мое».

Пока хозяева прохлаждались на отдыхе, он жил на даче приходящей домработницы, которая согласилась поухаживать за ним – щедрый от случая к случаю дядя Витя приплатил домработнице за это неплохую сумму, втайне надеясь, что на даче Кот сбежит и пропадет с концами. Тот, однако, пропадать не желал.

Со вздохом Виктор Андреевич накормил консервами Кота и с орехами в руках направился в гостиную – смотреть телевизор, когда услышал, как открывается входная дверь. Ниночка вернулась домой.

– Так-так-так, – уставился Журавль на дочь, поднимая туфлю, которая едва не угодила в него. – Родного отца чуть не зашибла.

– Я не нарочно, папа, – отозвалась устало девушка. – Не надо было в темноте прятаться.

– Я не прятался, – насупился Виктор Андреевич.

– Ну, бродить, – отмахнулась Ниночка.

– Я что, не имею права бродить по собственному дому? – взревел Виктор Андреевич, но, вспомнив, что домашние спят, понизил голос.

– Имеешь-имеешь, – буркнула девушка и пошатнулась – когда шла от Кати, неудачно наступила на какой-то камень и подвернула ногу. Камень она с силой отбросила в кусты, напугав собачников неподалеку.

– Пила? – тотчас пытливо уставился мужчина на дочь.

– А если и пила? – отвечала Ниночка с вызовом. Иногда отец казался ей поехавшим. Да что и говорить, весь мир казался ей поехавшим – кроме нее, разумеется.

– Что пила? Сколько пила? С кем пила? – мигом завелся подозрительный Виктор Андреевич, которому сейчас только и нужен был повод за что-нибудь уцепиться. – Я так и знал, что ты не к Кате своей едешь, а к этому голодранцу!

– К какому голодранцу? – закатила глаза девушка.

– Знаю, к какому. К малышу! – все слышал Виктор Андреевич и сделал неправильные выводы. – Который тебя не забудет. Вместе пили, да?

– Папа! – взвизгнула Нина. – Что ты мелешь!

И она, выхватив из рук отца туфлю, вместе с ней убежала в свою комнату.

– Ты обещала, что у вас с этим расписанным под хохлому Зелибобой ничего нет! – поспешил дядя Витя следом за дочерью. – Не смей с ним встречаться! – завел он старую песню, на ходу роняя орехи и не замечая этого. Потому немудрено было, что Журавль-старший наступил на них и едва не упал. – А, черт возьми, – выругался он. – Почему все разбросано? Скоро в этом доме начнет плесень на потолке расти… Нина! Будь он трижды граф, да хоть царь египетский, нам это отребье панковское не нужно в родословной! И я… – Договорить мужчина не успел.

Нинка захлопнула дверь прямо перед носом родного отца, свирепая, как тысяча чертей. На Виктора Андреевича она тоже злилась. Папочка, решив заграбастать денежки тетки Эльзы, разрешил ей делать вид, что она встречается с Рылом! Нет бы, как настоящий отец, стукнуть кулаком по столу и сказать грозно, что его дочь – не продается. И чтоб ноги Рыла в их доме не было! И пригрозил бы лишить ее всех денег, забрать мобильник и шмотки из бутиков, выгнать из квартиры, в конце концов. А он стал потакать во всем! И мать ни слова против не сказала вначале. И эта сумасшедшая старая жаба – запала на Синего…

Едва Журавль вспомнила его, как непроизвольно сжала кулаки.

Катя оказалась права. Нина была слишком гордой, чтобы признать виноватой себя, а потому винила других с каким-то болезненным упоением, словно боясь сказать самой себе: «Это моя вина».

Гордыня никогда не скажет слов прощения и не простит сама.

Светловолосая девушка прижалась спиной к двери, слыша, как в коридоре разоряется отец. Взгляд ее упал на собственный письменный стол, на котором около принтера лежало детское пластмассовое колечко. Тигрицей Нинка бросилась к колечку, схватила и бросила о стену.

Колечко ловко отскочило и полетело в лицо разъяренной девушки – та чудом успела увернуться, а не то ходить бы ей пару недель с фингалом под глазом. От переполняющих эмоций Нинка зарычала. Дядя Витя озадаченно почесал маковку.

– Немедленно открой! – потребовал он, весьма озадаченный поведением дочери. Нина, конечно, не была сахарным ангелочком, но обычно вела себя иначе, зная его взрывной нрав и вообще всячески манипулируя. – Как ты смеешь вести себя так с отцом?

Угрозы на Нинку не действовали.

– Говори, что случилось? – занервничал Виктор Андреевич, стуча по двери. Та вдруг распахнулась.

– Отнеси в прихожую, – сунула в руки озадаченного отца туфлю Ниночка, и дверь вновь захлопнулась. Мужчина растерянно поморгал, не зная, что и сказать.

– Что случилось, Витя? – вышла в коридор сонная Софья Павловна.

– Соня, она совсем обалдела! Пришла, наорала на родного отца и закрылась в комнате, – стал рассказывать раскрасневшийся Виктор Андреевич, жестикулируя и махая туфлей. – А там рычала. Представь себе!

– Оставь девочку в покое, – посоветовала ему супруга, увернувшись от острого каблука, и забрала туфлю себе во избежание травмоопасных ситуаций. – Она уже взрослая.

– Не знаю, как для тебя, – нравоучительно произнес Виктор Андреевич, – а для меня мои дети навсегда останутся детьми. Которых я должен наставлять на путь истинный! Может быть, у нее с гармонями проблема? – спросил он Софью Павловну. Та весьма выразительно посмотрела на мужа, покачала головой и отправилась в спальню. Виктор Андреевич, последний раз глянув на дверь комнаты Ниночки и решив устроить с ней завтра содержательную беседу, дабы больше отцу дерзить не смела да и вообще вела себя подобающе, отправился следом за супругой. И пока думал, как бы половчее наказать дочь, дабы неповадно было держать отца за круглого идиота, заснул.

Нинка тоже заснула быстро – упала на кровать, обняв подушку, закрыла глаза и тотчас отправилась в царство Морфея. Снов она не помнила, но проснулась не то чтобы в хорошем настроении, но энергичная и какая-то бодро-злая. Она привела себя в относительный порядок и с остервенением принялась распаковывать сумки и раскладывать вещи, после вообще перетряхнула весь свой обширный гардероб и чуть ли не до блеска вылизала комнату, а затем, к немалому удивлению всей семьи, принялась за уборку всей квартиры, надо сказать, немаленькой.

– Это все мои методы воспитания, – сказал, сидя на диване, довольный Виктор Андреевич, с одобрением наблюдая, как дочь энергично носится по всему дому со шваброй в руках и нехорошо горящими глазами. Он был свято уверен, что такое поведение вызвано его профилактической беседой.

– Это какие же? – спросила Софья Павловна, гладя лениво разлегшегося посреди дивана Кота.