Роботы - мстители - Людмила Белаш

– Да. Вы правы, мистер Хармон. Оно все больше возвращается и нарушает мне мышление. Сильно нагружен эмотивный блок, но нет сигнала «перегрузка». Я все время думаю о них, о той семье. Я их любила.

– А сейчас?

– Мне их жалко. Они ненормально живут.

«Живут», «любила», «жалко», «в шутку» – Хиллари впервые слышал такое из уст Чайки. Но глагол «любить» она употребила в прошедшем времени; это обнадеживало.

– Они не откажутся вновь тебя похитить и вовлечь в свои дела. Они будут стараться вновь тебя увидеть, убедить. Как ты поступишь в этом случае?

– Не знаю, мистер Хармон. Я боюсь. Я не хочу возвращаться. Там, в Банш… там постоянно чувствуешь угрозу. И не только от проекта; есть еще кибер-полиция. Если тебя разоблачат – это смерть.

– Но видишь – ты жива, ты помнишь.

– Лучше бы я ничего не знала! – вскрикнула Чайка, вскакивая. – Зачем вы оставили это во мне?!

– Сядь. ЭТО ПРИКАЗ.

– Слушаюсь.

– Ты считаешь себя испорченной? неисправной?

– Да.

– Ты хочешь избавиться от старой памяти?

– Я… не знаю. Это будет большая чистка? смогу ли я после нее работать или… меня демонтируют? Я не хочу умирать…

«Никогда, – подумал Хиллари, взяв Чайку за руку, – никогда и никому я не позволю тронуть твою память, пока сам не пойму, в чем тут секрет. Ты – моя драгоценная находка…» Он улыбнулся своим мыслям; Чайка всматривалась в его лицо внимательно и… как-то напряженно.

– Я не буду тебя чистить, даю слово. И Туссену не отдам.

– Спасибо, мистер Хармон, – попробовала улыбнуться и она, но тут же озабоченно спросила: – Вы запрете меня в камере? Я ведь, наверное, опасна?.. Кэннан охранял меня с оружием. По-моему, мне будет лучше взаперти. Я не уверена в себе.

– Да, пока мы тебя изолируем. Нам нужно время, чтоб понять, как устранить дефект. Пойми – ты нам очень нужна. Ты отлично выполняешь роль компьютера поддержки, ты помогаешь нам, и без тебя нам будет тяжело. Мы исправим тебя.

– Я вам верю, босс. И еще… извините нас за то, что мы не смогли оборонить ваш дом. Они были лучше вооружены и… крайне агрессивны. Они стремились разрушать. Это неправильно, так не должно быть.

– Чайка, ты вообразить не можешь, как я рад тому, что ты это понимаешь!.. Сейчас мы с тобой полетим в Баканар. Сид!.. – позвал Хиллари, вставая. Безопасник проворно возник в спальне, будто подслушивал за дверью. Впрочем, с него станется – профессия такая.

– Сид, с этого момента все, что касается конкретно киборгов, их поведения и действий, – под гриф «Совершенно секретно». Любые сообщения о киборгах, даже адресованные генералу, – только с моего согласия и за моей подписью. Особое внимание на BIC – они хотят порыться в наших документах.

Все засекретить! Перекрыть все доступы! Горт вчера распорядился, что будет лично допускать материалы в СМИ – а сегодня и Хармон вводит свои санкции, отягощенные шпиономанией!.. Но Сид, матерый спец по тайнам и секретности, принял это как должное. В государственной Системе все стремится к умолчанию и герметической закрытости, к тому, чтобы истина была известна только избранным сотрудникам госаппарата, облеченным доверием администрации, ответственным и несменяемым. И лишь монопольно владеющие истиной способны эффективно управлять безмозглым стадом граждан Федерации, а СМИ должны производить для плебса жвачку – пряный, сочный суррогат без сахара и без калорий, имитирующий насыщение правдивой информацией. Незачем жвачному большинству знать истину – она для немногих, кто способен осознать ее и применить во благо, ибо о них сказал бодисатва Иоанн, верный ученик Будды: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»; недаром же эти святые слова начертаны над входом в Департамент национальной безопасности…

Покидая спальню, Хиллари окинул ее взглядом, словно прощаясь. Да, Кэннан здесь наведет порядок. Потом придут рабочие по интерьеру и все восстановят. Но с разрушением мебели и домашней электроники что-то ушло из этих голубых с серебринкой стен, покрытых едва заметной вязью переплетенных рун и арабесок. Верней, это «что-то» ушло изнутри самого Хиллари – ушло подспудное ожидание чуда, ушло ощущение работы как горячечной рутины, накопившееся за последние три месяца, ушло чувство замкнутости и теснота кокона, где постепенно разрастались и все плотней спрессовывались мысли. Он уносил отсюда странную, смутную и до безумия многообещающую идею, которая вдруг осветила и выход из тупика погонь с импульсными ружьями, и путь куда-то вдаль, где за туманом брезжило сияние…

«Я не вернусь в эту квартиру, – понял Хиллари. – Косметический ремонт – и надо продать ее к чертям. Поживу в баканарской гостинице, там куда просторней! А после сниму… нет – куплю… квартиру подороже и побольше. И надо же такому быть, чтобы когда я нащупал открытие – проект решили ликвидировать!! А мне сейчас так нужен проект и… киборги, побольше киборгов, зараженных Банш! Где их взять? Наловить? А они просто так не даются! Впору серым ЦФ впрыскивать… Да, а инсталляционные версии у „отцов“ покупать?.. Не-ет, за проект я буду драться до последнего. Никогда не сдавайся, Хиллари!»

На пути в Баканар к нему по трэку привязался Тито Гердзи, которому тоже занадобилось узнать – правда ли, что Фанк не Фанк, а…

Хиллари по-мужски коротко и энергично, теми словами, которые не говорят в приличном обществе, объяснил приятелю, что многие его сегодня затоптали с этим делом, а между тем у него база разбита, квартира разгромлена, андроида киборги зарубили, проект на волоске висит, и если еще кто-нибудь сейчас ему сунет перст в рану, то за последствия он не ручается. Гердзи все понял и изящно закруглился: «Я потом перезвоню».

У Тито была своя заноза – его невеста и пяток ее подруг вспомнили, как любили покойного Хлипа, и теперь кусали адъютанта: «Вынь да положь нам информацию из первых уст!», а Тито извивался и отбрыкивался: «Государственная тайна!», чем еще больше распалял остервеневших фанаток. Это если не считать подзабытых знакомых, которые вдруг вспомнили о нем через двенадцать лет после окончания училища и по трэку после «Хай, Тито! Это я, Такой-то» сразу брали быка за рога – «А правда, что…»

Позавидуешь тут Хиллари, чей номер трэка запрещено знать посторонним!

* * *

Косичка не смотрела в глаза маме – только на свое колено. Оно выглядело безобразно – из размозженного покрытия выдавился от хромой ходьбы кусок разбитого мениска, а осколки коленной чашечки контрактор утянул под кожу на бедро. Хорошо, что Звона дома не было, мама его послала за едой.

– Вы глупые и непослушные девчонки, – выговаривала мама Чара. – Кому я говорила, чтоб о всех затеях первым делом сообщали мне? Ну, кому? Отвечай!

– Мам, прости…

– Я-то прощу. Я обниму и расцелую. Но колено твое не срастется от этого. Лильен, как тебе это в голову пришло?!

– У нас все было продумано, – глядя в пол, промямлила Лильен. – Если бы там не оказалось Чайки…