Тень, ключ и мятное печенье - Алексей Котейко

– Мне кажется, – вдруг подал голос из-за газеты Абекуа, – что заявить их родным о том, что вот та бронзовая статуя – ваша дочь, или сестра, или жена, и что она превращалась в статую заживо…

– Это чудовищно, – судорожно сглотнула Виола.

– Именно. Поэтому, на мой взгляд, будет лучше, если они услышат ту же версию, что и покойный фармацевт. Меершталь убивал девушек, а по их образу делал автоматоны. То же самое, думаю, правильнее всего сказать и мадам Ульм. Хотя она, мне кажется, всё равно после такого известия продаст Роуз-Холл и переедет.

– Так что делать с автоматонами? – спросил Ла-Киш.

– В Садах Табачников есть женский монастырь, – заговорил Равири.

– Верно. Святой Франсуазы.

– Мы ведь можем обратиться к сёстрам с просьбой принять эти машины и оставить у себя? Скажем, что они сделаны по образу убитых девушек, и попросим выставить статуи на монастырском кладбище. Как кенотафы. Мне кажется, это будет самым лучшим решением.

– Пожалуй, – сказал Шандор. – Я сегодня же съезжу к мадам Ульм, и если она не будет возражать – сразу от неё отправлюсь в обитель и попрошу о встрече с настоятельницей.

В дверь конторы постучали. Ла-Киш невольно перехватил поудобнее свою трость, Те Каеа сунул руки под стол, Вути настороженно опустил газету.

– Доставка! – рявкнул из-за двери хрипловатый голос с явственным драконидским выговором. – Коврик ваш привезли!

* * *

– Сегодня вы почти в своём обычном виде, господин Шандор, – улыбнулась Сара, открывая для сыщика калитку. – И даже позвонили заранее. Простите мою нескромность, что у вас с лицом?

– Небольшие неприятности, – улыбнулся в ответ Лайош. – Как мадам?

– Знаете, чудесно. В прошлую ночь не было никаких голосов и звуков, а в эту ей приснился какой-то совершенно необыкновенный сон, и она с самого утра в прекрасном настроении. Но, думаю, хозяйка сама вам всё расскажет.

Мадам Ульм встретила Лайоша ещё на крыльце и действительно чуть ли не сияла от счастья.

– Господин Шандор! Очень рада вас видеть! Боже мой, что с вами случилось?

– Ничего существенного, мадам, – он легонько пожал пальцы на маленькой пухлой ручке. – Хорошо спали?

– Великолепно! Сара уже, наверное, упомянула про мой сон?

– Да, но без подробностей.

Они прошли в гостиную и мадам Ульм приглашающим жестом указала на кресло.

– Дело в том, – начала она, – что мне приснилась моя покойная тетя. Та самая, что погибла при аварии на фуникулёре. Знаете, я ведь была тогда ещё совсем крошкой, мне было всего чуть больше года, и я её совсем не помню, знаю только по фотографиям. Во сне она была в точности как на тех снимках, но к тому же говорила со мной!

– И что же она сказала?

Мадам Ульм замялась.

– Я не помню, – призналась она. – Что-то очень хорошее и приятное. Мы шли по этому дому, она всё говорила, и говорила, и это было как… как… – женщина пыталась подыскать нужное слово. – В общем, от этого становилось как-то так легко и светло на душе. А потом мы вошли в оранжерею, и там были одиннадцать девушек.

Лайош вопросительно приподнял брови.

– Те автоматоны. Но они во сне не были статуями, это были живые девушки. Они окружили нас, и шли вместе с нами, и я вдруг почувствовала себя такой защищённой… Знаете, как бывает во сне, когда прыгаешь с большой высоты, и от этого захватывает дух, но тут же понимаешь, что не можешь разбиться – а всё равно вздрагиваешь, когда касаешься земли. Да так сильно, что иной раз будишь себя.

– Пожалуй, – легонько улыбнулся Шандор.

– Но я запомнила последние слова моей тёти – перед тем, как мне проснуться. Она сказала: «Теперь всё в порядке».

– Теперь всё действительно в порядке, – заметил сыщик. – Мы закончили расследование и я готов представить вам результаты. Боюсь, они могут вас шокировать, поэтому прежде хочу спросить: вы готовы выслушать то, к чему мы в итоге пришли?

– Готова, – кивнула маленькая пухлая женщина, сосредоточенно глядя на Лайоша. – Что бы там ни было, я верю, что сегодняшний сон был к лучшему. А раз вы закончили расследование, да к тому же уже вторую ночь я не слышу голосов, не вижу теней – думаю, что расследование всё-таки закончилось хорошо.

– И да, и нет…

Мадам Ульм слушала, ахала и охала, пару раз Сара хотела подать ей флакончик с нюхательной солью, но, к удивлению Шандора, хозяйка Роуз-Холла твёрдо отказывалась от такой поддержки, и настаивала на продолжении рассказа. Как и было договорено в конторе агентства, Лайош излагал версию о том, что автоматоны – искусные копии убитых девушек, которых Меершталь использовал для своих безумных опытов. В конце рассказа он предложил мадам Ульм отвезти автоматонов в монастырь Святой Франсуазы, и спросил:

– Вы, наверное, не захотите остаться в Роуз-Холле после всего, что узнали?

Женщина теребила платочек – несколько раз у неё на глазах во время монолога Шандора выступали слёзы – и смотрела на свои руки. Потом подняла взгляд на сыщика:

– Не знаю, господин Шандор. Это ужасно, чудовищно. Такие юные, такие красивые, они могли жить, быть счастливы. Моя тетя могла жить, и все те люди, что погибли в тот день на фуникулёре. Столько смертей из-за одного человека, решившего доказать свои теории за счёт чужих жизней. Но ведь дом не выбирал своего хозяина и не виноват в том, что последний представитель рода Меершталей оказался честолюбивым безумцем и убийцей. Нет, господин Шандор. Я не уеду отсюда. После вашего рассказа и моего сна мне кажется правильным то, что дом в итоге достался нашей семье. В этом есть какая-то особая справедливость, какое-то завершение долгого пути. Я, конечно же, согласна, чтобы были опубликованы дневники доктора, и чтобы мир узнал о его истинном обличье. Пусть даже сейчас это уже не важно, и прошло слишком много времени.

Лайош подумал об Оливии Уортинг, погибшей всего три года назад, но ничего не сказал.

– К тому же это восстановит доброе имя подрядчика. Возможно, его потомки ещё живы, и для них это будет хотя бы небольшое утешение, – продолжала мадам Ульм. – А что касается автоматонов… Мне бы, на самом деле, очень хотелось оставить их