Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Здесь будет стачиваться, здесь — нагрузка на опору… — сармат тяжело вздохнул. — Это мелочи. Единственное, что серьёзно, — скорость вращения. Удастся её поддерживать или нет. На низкой скорости всё это не имеет смысла.

Сэта переглянулись. Рабочие зашептались было, но громкое шипение Ут’таркеха снова установило тишину.

— Вот это будет её вращать… — Сэта провёл пальцем вдоль вылепленных приводов. — Четверо с каждой стороны… Не знаю, жрец Пламени. Какой длины эта… вещь?

— Полтора метра, — ответил Гедимин. — То есть — вот такая. Наш стандарт — вот такой, на треть длиннее, но — не получится.

— Ради Хьерре… — кто-то из бригадиров закрыл себе рот двумя руками и зажмурился. Все оглянулись на символы, нарисованные на стенке печи, и странно зашевелили когтями. Гедимин озадаченно смотрел на них. «Хьеррек? Что-то я про него слышал. А они… они явно напуганы. Моей штуковиной? Нет, тут что-то ещё…»

— Огромная трубка, которую надо лить в крутящейся форме… — проговорил, будто сомневаясь в каждом слове, Ут’таркех. — Жрец Пламени, мы плохо тебя понимаем. Что это, и для чего ему быть таким странным?

— Труба, — Гедимин пожал плечами. — Труба без шва с равномерно толстыми стенками. И то, и другое повышает прочность. Из множества таких будут собраны трубопроводы. По ним пойдут вода и воздух. Очень много и очень быстро.

Повисло молчание. Молот вдалеке затих на пару секунд и загрохотал снова. «Расковывают пластину,» — Гедимин едва заметно ухмыльнулся. «Им этого достаточно. Ни листового проката, ни литых труб. И никаких атомных станций.»

— Жрец Пламени, — заговорил наконец Ут’таркех — дольше молчать он не мог, на него и так уже все смотрели. — Мы обещали взяться за твою работу. Мы не отказываемся от слова. Но ни я, ни другие ничего не обещают для этой… этого устройства. Мы его не знаем и ни за что не ручаемся.

— Белая вода! — крикнул Сэта-рабочий у приоткрытой заслонки. — Белая вода в устье!

Ут’таркех резко развернулся к печи. По его трескучему воплю рабочие кинулись кто к заслонкам, кто к ковшу, кто к загодя установленным формам. Гедимин, выпрямившись, шагнул к лётке. Жидкий металл прошёл последний каскад, пора было выпустить его на волю.

Расплав светился ярко — Гедимин, склонившийся над сигма-сканером, видел блики на экране, серебристые с синеватым отливом. Опустившись на пол и направив луч на опоки, он впился взглядом в прибор. По пальцам тянуло жаром, руки сводило знакомым спазмом, — сармат вцепился ладонью в запястье и застыл неподвижно, глядя только на экран. Он всё равно видел краем глаза, как течёт сияющий расплав, как дымится и раскачивается ковш, и как белеют от жара руки у Сэта, вцепившихся в шипы-рычаги. Перегретый металл тёк, как вода; несколько секунд — и зашкворчал, выкипая, жир, прикрывающий газоотводные отверстия. Пустой ковш отодвинули в сторону, Сэта, накалённые добела, вцепились в заслонку, и горячий ветер утих — только почерневшая шипастая раковина дымилась, остывая, да из опок стравливался жар. Гедимин тяжело поднялся на ноги — от напряжения свело мышцы — в последний раз посмотрел на экран и ухмыльнулся. «Легло чисто. Если не запорют при остывании…»

— Двое из трёх сегодня были к нам благосклонны, — сказал, подойдя к сармату, бригадир литейщиков. — Теперь дело за третьим.

Он указал на символы, выведенные на стенке печи. Его пальцы побелели и ярко светились. Гедимин, не поняв ни слова, неопределённо хмыкнул и перевёл взгляд на опоки.

— Металл лёг хорошо, — сдержанно признал он. — Были сложности с новыми опоками?

Ут’таркех бросил быстрый взгляд на символы и шевельнул когтями.

— Они непривычно выглядят, но сделаны удобно. Точнее скажу, когда мы их вскроем.

Гедимин тоже оглянулся на печь — только не на странные значки, а на закрытые лётки. «Чем эта штука удобна — можно распараллелить процессы. Поставить два ковша и по три опоки под каждый… Хм. Возможно, даже не по три. Четыре или пять, — температура металла позволяет. Удобно всё-таки быть таким жаропрочным. Интересно, как с металлом обходятся Скогны? С таким оборудованием они бы до костей обуглились.»

— Три опоки в один заход — много или мало для твоих рабочих? — спросил он. — А если добавить ещё ковш — они справятся с шестью за раз?

Сэта, столпившиеся вокруг, быстро переглянулись. Ут’таркех протянул руку к одному из них.

— Говори ты.

— Если опоки вот такие, небольшие, — Сэта покосился на остывающие отливки, — то вдвоём можно справиться с пятью. А на двух ковшах — с десятком. Но если они гораздо больше, нам не хватит рук.

— Они такие же, — сказал Гедимин, подавляя довольную ухмылку. — Однотипные для однотипных деталей. Привезу вам ещё четыре каждого типа, чтобы работа шла быстрее.

Вдалеке громко булькнул и зашипел извергающийся гейзер. Ут’таркех протянул руку к опоке и потрогал остывающий воздух. Белое свечение на его пальцах уже почти погасло.

— Строить дом Пламени — большая честь для нас, — сказал он, повернувшись к Гедимину. — Пламя довольно нашей работой?

«А! Совсем забыл,» — сармат поддел пластину, прикрывающую карман, и вытряхнул на ладонь двуцветную подвеску.

— Можешь добавить к своим… регалиям, — сказал он с кривой ухмылкой, вспомнив, как сам добивался лишней цветной полоски на груди. — Нам… Пламени ты сильно помог. Ты и твои рабочие.

«Для них тоже надо будет сделать какие-нибудь цацки,» — подумал сармат, глядя, как Сэта рассматривают «трилистник». «Из рэссены, что ли?»

Он посмотрел на экран сигма-сканера. В расплаве практически не было газа — он вышел ещё при прохождении каскадов внутри печи, и его достаточно быстро сбросили в опоку. Он лежал плотно, без каверн, с поверхности отходил раскалённый воздух; металл ещё сохранял остаточную текучесть, но скоро должен был затвердеть.

— За ночь остынет, — сказал Гедимин. — Руды ещё осталось на одну плавку. Когда опоки освободятся, проведите её. Те же три изделия, всё то же самое. Вечером я приду и посмотрю на них. И будем думать о новых