Цепной пес самодержавия - Виктор Тюрин

Внезапность нападения и секундная растерянность охранников свели на нет все их преимущества, а вот с соблюдением тишины вышло не совсем хорошо, так как второй охранник умер не сразу. В любом случае ему надо сказать спасибо, он тоже пытался соблюдать тишину и захрипел уже в бессознательном состоянии, будучи в агонии. Последующие несколько минут я выворачивал карманы охранников, ища ключ от наручников, который нашелся в жилетном кармане второго охранника. Только я успел освободить руки, как раздался условный стук в дверь. Резко распахнув дверь, я увидел, стоящего в полном замешательстве человека. Секунды его растерянности мне хватило, чтобы молниеносно втащить его в купе. Закрыв дверь, обыскал его, но ничего для себя интересного не обнаружил.

– Где мои вещи и документы?

Он ответил мне на немецком языке, при этом пожимая плечами, дескать, он не понимает, что от него хотят.

– Нихт ферштеен? – уточнил я.

– Я. Я, – ответил он мне снова на немецком языке.

– Значит, не понимаешь русского языка, – подвел я итог нашему диалогу. – Что ж, придется приступить к его ускоренному обучению.

Окато в поисках своего стиля в искусстве рукопашного боя, как оказалось, много времени посветил юби-дзюцу – искусству поражения болевых и шоковых точек пальцами и теперь постепенно передавал мне эти знания.

«Вот тебе и практика».

Несколько тычков пальцами, и тело немца, судорожно задергавшись, начало медленно сползать на пол. Его рот был открыт, но из парализованного горла не доносилось ни звука. Спустя время я наклонился над ним и по зрачкам определил, что он еще находится в шоковом состоянии, но уже может слышать и понимать меня.

– Ты можешь ответить мне на несколько вопросов или умереть. Выбирать тебе.

Он еще не пришел в себя окончательно, но сумел кивнуть головой, невольно выдав себя этим жестом. Я усмехнулся.

– Где мои вещи и документы?

– В моем купе. В саквояже, на багажной полке.

– Вставай. Идем.

С моей помощью он утвердился на ногах, после чего мы перешли в его купе. Первым делом я убедился, что педантичные немцы оставили все мои вещи на месте, затем засунул в карман документы и сел напротив немца. Быстро оглядел его: крепок, жилист, подтянут, костюм от хорошего портного, и пахло от него хорошим одеколоном. В глазах страх и растерянность. Слишком резко и неожиданно все произошло для Дитриха фон Лемница. Целью его жизни была успешная служебная карьера, и это поручение должно было стать новой ступенькой к продвижению, к тому же, как сказал его начальник, император умеет быть благодарным. «Вот только мне никто не сказал, что этот человек – хладнокровный убийца».

– Даю вам шанс, при этом сразу говорю: мне не нужны военные тайны, так что никакого урона ваша честь не понесет. Хочу знать только то, что касается лично меня. Так как, наш разговор состоится?

Ему было больно и страшно, судя по его бледному и напряженному лицу, по бисеринкам пота, выступившим на лбу.

– Спрашивайте, – ответил он хриплым от еще не отпустившей его боли голосом.

– Где мы?

– Мы еще в Швейцарии и сейчас подъезжаем к границе.

– Вас здесь кто-то встречает?

– Нет, – сразу ответил он.

– Вы меня везли к императору?

– Да, – ответил он, сразу, не колеблясь.

– Кто еще знает обо мне?

– Только его величество и начальник генерального штаба Эрих фон Фалькенхайн, мой непосредственный начальник.

– Еще есть охрана в вагоне, кроме вас?

– Нет. Разрешите, я достану платок? Мне надо вытереть пот.

– Ради бога, – я подождал, пока тот промокнет свой лоб, и снова начал спрашивать: – На меня в Петербурге было совершено покушение. Ваша работа?

– Не знаю, о чем вы говорите.

Судя по всему, он не врал… или просто не знал.

– Где остальные русские?

– Кто? – он сделал наивные глаза.

– Ваш шанс выжить уменьшается прямо на глазах.

– Кроме вас, мне никто не известен. Мне только вас передали. И все. Поверьте мне!

Я внимательно и цепко следил за его глазами: ни в его тоне, ни в них не было даже намека на ложь.

– Пока верю. Мария Закревская ваш человек?

Вопрос оказался неожиданным, в его глазах что-то мелькнуло, но он все же предпочел соврать.

– Мне неизвестна эта женщина.

– Вы нагло врете.

Остатки гордости заставили его вскинуть подбородок, но, наткнувшись на мой жесткий взгляд, он смешался и отвел взгляд.

– Мне довелось слышать эту фамилию. Но это все, – почти выдавил из себя признание немец.

– Давно она работает на Германию?

– Не могу знать.

– Место вашей службы?

– Главный генеральный штаб. Офицер по особым поручениям, – на этот раз он ответил четко, без запинки.

– Странно. Почему вам, офицеру штаба, поручили похищение человека? Ведь это дело разведки.

– Так получилось, – ему не хотелось отвечать, но, вновь наткнувшись на мой настойчивый взгляд, понял, что объяснить придется, и продолжил: – Будучи доверенным лицом начальника генерального штаба, я с самого начала был привлечен к этому делу. К тому же знаю русский язык.

– Благодарю вас. Это все, что мне хотелось узнать. Передавайте привет Вильгельму. Надеюсь, он поймет.

После моих слов в его глазах появилась надежда, но ей было не суждено сбыться. Я встал, при этом делая вид, что собираюсь выходить, а в следующее мгновение моя вальяжная неторопливость сменилась стремительностью смертельного удара. Фон Лемниц умер прежде, чем понял, что его жизни пришел конец. Тело медленно завалилось на бок и уже начало сползать с дивана, как я поддержал, уложив его на диван, а затем придал положение спящего человека и накрыл его пледом. Снова перебрал свои вещи в саквояже. Все три глушителя к пистолету оказались на месте. С их изготовлением была целая история. Мастер, которому я их заказал, здорово намучился с их изготовлением. Внутреннюю схему глушителя я помнил с картинок в Интернете, но толком объяснить не мог и сумел только кое-как нарисовать. Только с пятой модели получилось нечто путное, но и здесь была закавыка: почему-то глушители выходили из строя после пяти-шести выстрелов. Именно поэтому пришлось взять несколько штук про запас.

Один из них положил во внутренний карман пиджака, остальные вернулись в саквояж. Туда же положил два браунинга с четырьмя запасными обоймами, взятыми у охраны.

«Вроде, все. Теперь мне надо попасть в Берн. Выйду на станции, предварительно закрыв купе. Когда состав уйдет, я тем временем сяду на обратный поезд. Ну, а дальше по обстоятельствам».

Определившись со своими действиями, я стал смотреть в окно, а спустя короткое время, поезд, резко сбавив скорость, стал подъезжать к станции. В окне мимо меня проплывали домики местных фермеров, поля и огороды, а еще спустя несколько минут сельская идиллия сменилась на городской пейзаж. Надев пальто, стал дожидаться полной остановки поезда.