Черные тузы - Андрей Троицкий

Марина потянула кольцо калитки на себя, обернулась.

– Этот пакет Лена вам передала. Даже не знаю, что в нем.

– Буду вас ждать вечером, – крикнул Куницын.

Калитка захлопнулась. За глухим забором послышался удаляющийся шум автомобильного двигателя. Постояв на крыльце пару минут, Куницын вернулся в дом, побродил по большой комнате, убрал с каминной полки мозолившую глаза фотографию Лены. Как придет тетя Клава, нужно попросить её изобразить на ужин что-нибудь съедобное, что-нибудь эдакое, картофельную запеканку тетка пусть своему мужу готовит, колхознику. Неплохо бы рыбу в сметане запечь. В холодильнике есть хорошие маслины, свежие помидоры, огурцы, зелень. Овощи должны лежать на отдельном большомм блюде. Обстоятельно обдумывая меню сегодняшнего ужина, Куницын перешел в спальню, взял с кровати бумажный сверток и вернулся с ним в гостиную.

Поставив пакет на журнальный столик, он разрезал веревку серебреным ножичком, развернул оберточную бумагу. Коробка из-под торта или пирожных. Надо же, какая забота со стороны бывшей супруги. Видимо, Ленка поняла, что Куницыну не сладко приходится, решила подсластить горькую пилю его одиночества. Куницын большими пальцами снял с коробки картонную крышку с нарисованной на ней сосновой веткой. Под крышкой он увидел две светосигнальные батареи, соединенные друг с другом и опутанные тонкими проводами, медную пластину, серый пластилин взрывчатки.

Ударник взрывного устройства, присоединенный к крышке тонкой пружинкой, упал на запальный капсюль. Электрическая цепь замкнулась. Куницын впал в столбняк, успев подумать, что через секунду он умрет. В последний момент он потянулся руками к коробке, намереваясь сбросить её со стола, но не успел осуществить задуманное.

Он даже не услышал взрыва. Горячая обжигающая волна оторвала Куницына от пола. Вспыхнула рубашка на груди, вспыхнули волосы. Неведомая могучая сила взрыва подняла его вверх, перевернула в воздухе, выбросила через окно. Разбив спиной толстые двойные стекла, Куницын протаранил своим телом глухой забор, выломал несколько досок, вылетел на дорогу и шлепнулся в черную лужу.

Куницын умер, так и не увидев, как полыхает его зимняя дача, как горят и взрываются сложенные на веранде мешки с известью, как сбегаются поглазеть на пожар окрестные жители.

С раннего утра ещё ни свет, ни заря Росляков ждал возле станции метро, когда на своих «Жигулях» его подберет фотокорреспондент газеты Леня Малыш, чтобы вместе ехать на редакционное задание. Накануне редактор отдела Крошкин вызвал Рослякова и не сильно, но с чувством похлопав по плечу, усадил напротив себя и сообщил, что главный дает их отделу хороший шанс отличиться.

– Ну, мы с главным долго думали, какой репортаж сделать в праздничный номер за восьмое марта, – Крошкин, видимо, испытывая прилив энергии после недавнего общения с главным, вскочил с кресла и прошелся по кабинету. – Интервью со всей этой шоблой, как говорит главный, со всеми этими певицами и певцами – это очень буднично. Любой журнал открой или газету, хоть нашу, хоть не нашу – везде найдешь одни и те же морды.

В доказательство своих слов Крошкин взял со стола номер центральной газеты и, перевернув пару страниц, продемонстрировал Рослякову крупную фотографию известной эстрадной певицы. Подержав газету перед носом Рослякова, Крошкин скатал её в трубочку и гневно бросил в корзину.

– Я же говорю, одни и те же рожи, надоевшие всем.

Крошкин снова прошелся по комнате, балуясь собственным подтяжками. Он натягивал резинки и одновременно отпускал их. Звук получался смачный, будто от увесистой пощечины.

– И что они могут рассказать? Ясное дело, правды о своих дурных болезнях и всяком таком они рассказывать не станут. Поэтому все подряд врут безбожно, как они гастролировали в Америке и какой там имели шумный успех. Осточертели эти эстрадные знаменитости, от их дремучего кретинизма умных людей тошнит. Главное, эти недоумки всерьез балдеют от собственного величия, а мы, журналисты, помогаем им получать кайф.

Последние фразы Крошкин произнес горячо, с чувством, видимо, повторяя недавно услышанные слова главного редактора и подражая ему в интонациях.

– Мы с редактором решили, что известные политики тоже не подходят, – продолжал Крошкин. – Во-первых, женщин-политиков у нас нет. Только эта, как там её, ну все по телеку её показывают. Но она не политик и не женщина, если разобраться. Какой-то гермафродит в юбке, недоразумение природы. А репортаж должен быть именно о женщине и написан для женщин. Праздничный репортаж, все-таки восьмое марта.

– Может у дикторши какой телевизионной интервью взять? – предложил Росляков, не любивший делать репортажи в праздничные номера газеты.

– Наши русские женщины дикторш больше всего не любят, – Крошкин далеко оттянул подтяжку и отпустил палец. – И что тебе дикторша может интересного рассказать? Как, еще, будучи молодой, закрывалась в кабинете с каким-нибудь директором кинопрограмм? И как им было хорошо вдвоем? А теперь она закрывается с банкиром – и им опять хорошо. Все это лажа. А героиня материала должна заинтересовать именно простых женщин, потому что сама она простая женщина, без всяких вывихов. Ведь люди, прежде всего, интересуются сами собой.

– Так вы наметили кандидатуру? – спросил Росляков, уставший от комментариев начальника.

– Редактор сам кандидатуру предложил, – Крошкин спустил с плеч подтяжки и упал в кресло. – И знаешь, кто наша героиня?

– Ну, наверное, человек необычный, неординарный, – предположил Росляков. – Например, сиамский близнец или бородатая женщина. Что-нибудь в этом роде.

– В том-то и дело, что нет, – Крошкин, переполненный радостью после беседы с главным редактором, не переставал улыбаться. – Совсем наоборот. Это обычная женщина, многодетная мать. Сорок пять лет, девять детей. И вроде бы сама не очень страшная. Короче – гениально. Все напишут о знаменитостях, а мы о простой многодетной матери. Я редактору так и сказал: гениально. Завтра же с утра бери фотокорреспондента и дуй к ней. Кто у нас лучше всех снимает? Вот Леню Малыша бери – и по этому адресу. А сейчас созвонись с ней, – Крошкин протянул Рослякову исписанную бумажку.

– А что-нибудь об этой матери известно, ну, кроме того, что ей сорок лет? – Росляков спрятал бумажку в карман. – Может, она пьющая? А мы сделаем из нее, понимаешь, мать Терезу.

– Пьющая, – передразнил Крошкин. – Ты всех по себе меряешь. На что ей пить, на какие шиши, если у неё девять детей? Короче, съезди и напиши так, чтобы читательницам в праздничный день светло на душе стало. Это установка главного, – Крошкин поднял вверх указательный палец. – Кстати, редактор велел, чтобы мы детали твоего будущего репортажа между собой согласовали и обговорили. И тут ко мне интересная мысль пришла, как вложить в характер этой простой женщины изюминку. Короче, придумал я кое-что.

– Придумали ей характер?

Росляков даже не нашел в себе сил удивиться.