Лето потерянных писем - Ханна Рейнольдс

Раньше мне не приходило это в голову.

– Но они не поддерживали с ней связь.

Хелен бросила на меня пронзительный взгляд.

– Моя свекровь звонила Рут каждую неделю до конца своих дней.

– Что? – Я уставилась на Хелен, чувствуя, как сперло в груди дыхание. – Правда?

Она улыбнулась, и уголки ее губ приподнялись от мириады чувств.

– Каждое воскресенье.

– Я понятия не имела. – Невозможно. Ведь я бы знала. Или мама. Дочери обычно осведомлены о таких событиях в жизни своих матерей.

Ведь правда?

Казалось неуместным задавать столько вопросов, но когда еще выпадет подобная возможность?

– А какими были отношения между ними? У моей бабушки и матери Эдварда?

– Лучше, чем у меня. – На ее лице появилось строгое выражение. – Барбанелы были скорее семьей Рут, чем моей.

Даже представить не могу, каково это – жить со свекровью, которая проявляет больший интерес к предыдущей спутнице твоего мужа. Только ведь все было совсем не так? Скорее, это был интерес матери к дочери.

Почему же бабушка никогда не упоминала свою приемную мать? Я постоянно говорила о маме. Она ведь огромная часть меня.

И почему бабушка хранила в секрете, что они разговаривали каждую неделю?

– Извините, – произнесла я. – Это все кажется непростым.

Хелен Барбанел взяла розу и обрезала ее.

Казалось, будто она меня прогоняет. Может, я перегнула палку. Может, не стоило проявлять сочувствие. Надо найти Ноя, но я помедлила. Мне хотелось прояснить кое-что еще.

– Знаете, я тоже мотылек.

– Не для Ноя. Он считает тебя солнцем. Если планируешь его огорчить, сделай это сейчас. Сбереги его сердце от горя. – Она улыбнулась, но холодно. – Нам не нужно, чтобы еще одна девица из семьи Голдман разбила сердце парню из семьи Барбанел.

Я обошла дом и села на ступеньках крыльца, прижав колени к груди и отчаянно пытаясь привести мысли в порядок. При мысли об еще одной встрече с Хелен в будущем мне хотелось спрятаться под одеяло.

Меня это бесило. Бесило, когда я не нравилась взрослому человеку, которому следовало бы для начала разобраться со своими проблемами. Как выстоять против неодобрения целой семьи? Неспроста Ной чувствовал давление со стороны родственников, которые вынуждали его заниматься тем, что было нужно им: изучать бизнес, защищать честь семьи и компании. Мне повезло, что моя семья простая, нестрогая, но это доказывало, что я права.

И все же я знала, что кое в чем Хелен Барбанел ошибается. Ной не считал меня ослепительным солнцем. Он, наверное, даже не воспринимал меня как электрическую лампочку. Хелен Барбанел считала, что я раню его сердце? Ха! Это он ранит мое.

Но вдруг она права? Если у нас ничего не получится, если кто-то из нас пострадает, может, тогда стоит расстаться с Ноем здесь и сейчас? Может быть, игра не стоила свеч.

Я вытащила телефон, чтобы посмотреть, написал ли Ной что-нибудь еще. Нет. Может, лучше пойти домой? Я не хотела тут сидеть. У меня заболел живот, и я чувствовала себя маленькой, жалкой и больной.

Но, даже несмотря на сомнения Хелен, несмотря на мое собственное замешательство по поводу того, что происходит между мной и Ноем, одно чувство все перевешивало. Оно и побудило меня остаться. Я, без сомнений, желала присутствия Ноя рядом. Мне хотелось, чтобы он посмотрел на меня своим уверенным взглядом, взял за руку и рассмеялся.

Я глубоко вздохнула. Хорошо. Думаю, Ной скоро освободится, а мне, возможно, удастся тем временем унять свою тревогу. Я поднялась на ноги и пошла вдоль дома, в противоположном направлении от дороги, ведущей за дом. Из одной комнаты доносилась фортепианная музыка. Это играл отец Ноя? Нет, Ной сейчас разговаривал с отцом.

Возможно, Эдвард. Или Шира.

Я прошла мимо открытого окна, из которого раздавались возгласы.

– Она дурно на тебя влияет!

– Это не так!

Я застыла, почувствовав страшную уверенность, которая утянула меня к окну. Я увидела, как Ной стоит напротив своего отца: две версии одного и того же характера через десятилетия. Ной кипел от ярости, кулаки его были сжаты, глаза метали молнии, а гнев его отца бурлил тихо и проявлялся лишь в напряженных плечах и жестком голосе.

– Три месяца назад ты даже не говорил о растениях…

– Я буду видеться с ней, нравится она тебе или нет.

Меня словно ударили по лицу.

Я повернула к крыльцу и медленно, будто в тумане, побрела обратно. Я направилась к своему велосипеду, который, весь обвитый лентами, выглядел все так же радужно и солнечно. Поставив его вертикально, я уже была готова залезть на него и дать деру.

– Эбигейл, – я услышала, как Ной произнес мое имя, и снова остолбенела. Я повернулась, прислонив велосипед к крыльцу. Ной с напряженным лицом вылетел из дома и спустился по ступенькам. – Вот ты где. Слава богу.

Я уставилась на него.

– Ты уходишь? – Он нахмурился и провел рукой по волосам. – Господи, извини, что так задержался. Я очень рад тебя видеть. – Ной шагнул ко мне и, обхватив руками, крепко поцеловал. Потом отстранился и еще сильнее нахмурился. – Что не так?

Я выпуталась из его объятий.

– Ты хорошо подумал?

– Что?

– Об этом. – Я показала на него и на себя. – О нас.

Ной был явно сбит с толку.

– Я как раз считаю, у нас все получится.

Сердце у меня билось так быстро, что казалось, вот-вот вырвется из груди и упадет на лужайку – красное, окровавленное и безжизненное.

– Твоя семья так не считает.

– О чем ты? Ты это всерьез?

– Не знаю я! Обычно я нравлюсь взрослым, а твоим нет. Меня это бесит. Твоя бабушка считает меня ужасным человеком.

– Эбигейл, моя бабушка ко всему относится неодобрительно. Это не значит, что ты ей не нравишься. Она просто считает, что ты расстраиваешь моего деда. Ну и что?

– Что?

Он замешкался.

– Ты… о чем ты говорила?

– Она считает, что я расстраиваю твоего деда?

Ной закрыл глаза.

– Проклятье.

– Почему? Что она сказала?

– Ничего. Неважно. О чем ты говорила?

– Она думает, я тебе не подхожу. По-моему, она назвала меня миртом. Но в плохом смысле.

– Миртом?

– Ной, скажи, почему она считает, что я расстраиваю твоего дедушку.

Он вздохнул.

– Она сказала, что ему вредно так часто вспоминать прошлое.

Я отошла от него.

– Думаешь, она права? Я действительно расстраиваю твоего деда?