Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

Милость мертвых богов звала вперед: ниточка кроваво-красного дыма тянулась в небо.

– Сколько до них? – спросил принц, косясь на чумной маяк.

Тот почти сливался с закатным небом.

– Семь лиг. День пути. – Она сверилась с углом солнца, с линиями гор. – Точно на восток, так что может быть поближе к Триковою. А может оказаться очередной ловушкой.

– Поймем, если нас обгонят Стервятники, верно? – Жасимир почесал подбородок. – Как ты думаешь, дворянство Олеандра поумнело?

– Возможно.

В животе беспокойно засосало. Если она не ответит, Завет обрушит ей на голову всех чумных мертвецов.

Если же ответит… их может поджидать Клокшелом.

– Будем идти дальше, – сказал Жасимир. – Либо мы дойдем до маяка первыми и заметим признаки ловушки, либо первыми дойдем до Триковоя, и я попрошу тетю Драгу одолжить нам эскорт.

– Нам?

– Моя каста не заражалась чумой со времен Амбры, – твердо заговорил он. – Я потом просто помоюсь, чтобы себя обезопасить. Разве я тебе не говорил? Лидер должен быть искусным во всем, что умеют те, кого он ведет за собой.

– Говорил. А потом добавил, что слишком хорош, чтобы жить жизнью Вороны.

Жасимир поежился.

– Верно. Ну, будем считать, моя точка зрения изменилась.

Фу позволила себе натянуто рассмеяться, но, хотя они пошли дальше, сердце ее не успокоилось. Всегда следи за толпой. Она зажала пальцем зуб Стервятника на связке и потянулась к мечу Тавина.

Его след уходил на юг, все дальше и дальше по равнинам, как и должен был. Фу выдохнула.

Потом след остановился. Она тоже остановилась.

– Что случилось?

– Стервятники двинулись на север, – ответила она, наморщив лоб. – Можешь достать карту?

Жасимир извлек ее из узла Фу и развернул на чахлой придорожной траве. Весна в Мароваре закончилась сухостью и жарой, превратив зеленые побеги в желтые еще до солнцестояния.

Фу опустилась на колени и попыталась наложить след Тавина на линию равнины, выжженную на бараньей шкуре. Кончик пальца скользнул по дороге к северу от Гербаньяра. Ничего хорошего это не предвещало.

– Они скачут к перекресткам.

Жасимир постучал по карте.

– Они могут направляться к равнине на западе. Это кратчайший путь обратно в столицу. – Он состроил гримасу. – Либо спешат за нами.

Она пощупала зуб Па. Искорка не исчезла. Он по-прежнему был жив, но кто еще? Она знала, что Клокшелом забрал одного из ее родичей на мосту. Она знала, что он пристрелил Подлеца, как только представилась такая возможность. У кожемагов оставалось десять заложников, когда он покидал Чепарок. Скольких он посчитал нужным оставить в живых?

Однако одними беспокойствами ее клятвы не сдержать.

– Мы в дне пути от Триковоя. Они слишком далеко, чтобы поймать нас прежде, чем мы туда доберемся. – Жасимир отклонился на пятки. – Давай следовать за маяками, пока они не уведут с дороги, а тогда посмотрим, насколько далеко окажутся Стервятники.

Его слова оплетала неуверенность. Какой-то части Фу было лучше, потому что она это слышала.

– Звучит неплохо. Мы еще успеем пройти не меньше мили, прежде чем остановимся на ночь.

* * *

В ту ночь они разбили лагерь в руинах старой дозорной башни, которую нашли благодаря вороньим знакам на дорожном указателе. Их ждал щедрый подарок: чистый колодец, давно одичавший огород и, самое важное, очаг. Впервые за многие дни они смогли зажечь огонь, который их не выдавал.

Жасимир наблюдал, как Фу выводит на золе «Та-ри-ка-о-ва-ой».

– А потом Тавин передал губернатору блюдо с хассуранской говядиной и сказал: «А я и не знал, что ваш сын способен на такое».

Фу разобрал нервный смех, тот, что случается от усталости поздними ночами.

Жасимира тоже. Когда они отсмеялись, он сказал:

– Боги, как же я по нему скучаю!

К горлу Фу подступил колючий комок.

– Да, – вздохнула она. – Я тоже.

Та. Ри. Буквы расплывались. Ей необходимо отвлечься, чем угодно, лишь бы оставить эту рану в покое.

– Он говорил, что король неравнодушен к Соколам.

– К Соколам и женщинам. В отношении Соколов у нас с ним хотя бы схожие вкусы. Надеюсь, по разным причинам. – В голосе Жасимира послышалось нечто вроде голода. – Но именно поэтому он женился на одной из Когтей-близнецов. Не думаю, что тетя Драга его за это простила. – Он вытянул руку над огнем, позволяя тому безболезненно оплетать пальцы. – Ему только-то и нужен был сын, вроде Сокола. Когда появился Тавин…

Фу додумала остальное: как принц добивался от Тавина исполнения долга, не понимая, что означает его исполнение. Как мучился, когда лояльность Тавина перешла на нее. Как дрожал голос, когда он заявлял, будто у его Сокола только одна забота.

– Король ставил Тавина на первое место, – сказала Фу. Жасимир закрыл глаза и кивнул с таким видом, будто это причиняло боль.

– Моя мать проводила много времени, обучая его, вплоть до самой смерти, а отец всегда… расцветал, когда за ними наблюдал. Я почти не видел его с тех пор, как он женился на Русане. – Он невесело рассмеялся. – Он даже не пришел проводить меня в последний путь.

За стенами разрушенной дозорной башни ветер завывал в камышовых зарослях. Теперь они уже хорошо различали свист кожегастов, оба молчали, пока он не затих.

Жасимир посмотрел на пепел и слегка посветлел.

– Твои «вой» делаются лучше. Продолжай в том же духе, и, когда снова увидишь Обожателя, то сможешь помочь ему с его свитками. – Он уставился в огонь. – Представить не могу, сколько всего Вороны носят в голове. Это невероятно. Все эти истории, все ваши традиции…

– Для этого и нужны походные песни. Мы слышим их с момента рождения. – Фу замешкалась. – Зубы ощущаются точно так же. Как будто в каждом живет песня, и когда я призываю их, мертвые поют через меня.

– Кто-нибудь из твоих родителей был чародеем?

Фу покачала головой.

– Нет. Негодница говорила, что мать повстречала моего кровного отца, когда их стаи оказались в одном и том же склепе. Он ей понравился, и через девять лун случилась я. Па – мой настоящий. Он принял меня, как собственную дочь, когда мать умерла.

– Ты все еще скучаешь по ней?

Сланец дрогнул. Фу облизала губы и стерла с поверхности свое имя.

– Мне было четыре, – сказала она и, нахмурившись, стала писать заново. – Я мало что помню до этого… Ее забрали Олеандры. – Она на мгновение закрыла глаза, выпуская поток воспоминаний, как вороношелк с веток, слишком высоких, чтобы до них дотянуться. – Для Вороны мать носила волосы слишком длинные. Она любила собирать одуванчики и сдувать весь пух. Мы соревновались, кто быстрее. Па говорил, что она так хотела дать мне имя сама, что отсылала всех, кто не мог держать рот на замке, пока меня рожала.