Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

– Почему она так делала?

– Вороны называют своих детей первым бранным словом, обращенным в их сторону. На удачу. Это слово не может причинить тебе вреда, если оно уже стало твоим именем. Она говорила, что я выла, как дьявол, когда появилась на свет, будто родилась раздосадованной на весь мир. Мать не выносила шум. Вот так я и стала Фу. – Она сглотнула. – Так что, да, думаю, я тоже скучаю по своей матери.

Жасимир смотрел через ветхую крышу на звезды.

– Прости. Прости, что отец не остановил Олеандров раньше. Прости, что и я ничего для этого не сделал.

Фу перевернула сланец.

– В конце концов они одно и то же. Две головы одного чудовища. Что Олеандры. Что Русана.

– Что мой отец.

Она бросила пронзительный взгляд на принца. Его глаза, не отрываясь, смотрели в огонь, лицо было напряжено, словно отлито из железа.

– Ты хотел спасти его, – сказала она.

– И все еще хочу. – Его губы скривились, тоже как у Тавина. – Если он тот, кого я могу спасти.

Фу поняла, что он собирается спасать короля не только от Русаны.

– Короны опьяняют людей, – предупредила она. – Они думают, что теперь им все можно. Потому что знают: мы огребем все двенадцать печей, если дадим сдачи. Но, клянусь мертвыми богами, когда-нибудь я дам. И ты тоже.

– Заставим их поплатиться, – прошептал Жасимир.

– Спалим их дотла, – ответила она.

Они обменялись взглядами, будто между ними качнулся челнок ткацкого станка. Нити их таких страшно разных миров сошлись, переплелись и туго стянулись.

Они не произнесли вслух ни слова, не порезали ладони клятвами. И все же в обоих пустило корень обещание.

Она не хотела сжигать Сабор дотла. И принц этого не хотел.

Но, да будут свидетелями мертвые боги, однажды Сабор узнает, что они могли бы.

* * *

Утром след Тавина остановился севернее перекрестков… но не настолько севернее, чтобы у кожемагов появился хоть один шанс приблизиться.

– Это бессмысленно, – раздраженно сказала Фу, изучая карту. – Они движутся недостаточно быстро, чтобы поймать нас, так зачем переться на север?

– Давай выясним это, когда доберемся до Триковоя. – В тоне Жасимира звучала неуверенность.

Они шли дальше, от маяка к маяку. К полудню Фу уже видела впереди каменные зубцы на башнях Триковоя, выступающих по краю каменной гряды над полем кукурузы.

– Почти пришли.

Осторожность держала каждое слово на расстоянии вытянутой руки. Следующий маяк мог увести их на проселочную дорогу, давая Стервятникам время наверстать упущенное.

Фу открыла рот, чтобы ответить… и застыла.

Земля под подошвами сандалий мягко и пугающе задрожала.

Она узнала. Она узнавала эту дрожь, как голос крови.

И через мгновение она уже точно знала, где они допустили ошибку.

Жасимир встал как вкопанный. Глаза его широко открылись, когда он тоже понял знаки.

– След, – прошептал он. – Мы следили не за кожемагами, мы следили за Тавином…

Дрожь перерастала в грохот прилива. Фу услышала крик за поворотом пройденной дороги.

– Бежим… бежим!

Жасимир рванул в сторону, Фу за ним по пятам.

Они перемахнули через ограду и нырнули в кукурузу почти одного с Фу роста. По ту сторону поля ждала темная граница из елей, а за ней, меньше чем в лиге, лежал Триковой.

Она была не в силах пробежать лигу за раз. Не с таким узлом, который сейчас давил ей на плечи. У них ничего не получится…

Фу вспомнила про голодного волка и побежала.

Кукуруза хлестала Фу по лицу и рукам, пока они с Жасимиром спотыкались на бороздах крошащейся земли. Она не тратила времени на призывы к воробьиным зубам: раскачивание стеблей выдавало каждый их шаг.

Им достаточно поймать нас один раз.

Воздух огласился кличем Стервятников. Через мгновение топот копыт стал заглушаться влажным треском ломающихся стеблей.

Почти дошли… почти выбрались… оставалось всего несколько шагов до леса…

Что-то брызнуло у нее из-под ног, обдав икры сзади. Она уловила слабый запах кислоты и горелой шерсти… потом ноги обожгла боль.

Жасимир врезался в нее, и они оба повалились на землю. Сбитая еще и с толку Фу выругалась и попыталась его оттолкнуть. Он вскочил и поднял ее.

– Твои ноги… огонь… – прохрипел он.

Фу изогнулась и увидела следы ожогов на задней части шерстяных гамаш. Кожа под ними была в красных рубцах. В кукурузе позади них белела россыпь огоньков, каждый не больше кулака.

В воздухе зловеще пропела стрела и воткнулась в ствол соседней ели. Белый огонь сиропом брызнул с ее древка.

– Трупожар. – Фу вздохнула через стиснутые зубы. – Это трупожар.

Надо отдать должное Стервятникам: если хочешь убить Ворону и пощадить Феникса, огонь будет самым подходящим средством.

Ужас на лице Жасимира свидетельствовал о том, что он тоже это просек.

– Не стой! В лесу им будет труднее попасть.

Они бросились в ели. Тяжелые, усыпанные иголками ветки скрыли малейшие признаки Триковоя. Позади стояло эхо криков и ругани. Лошади не были созданы для того, чтобы продираться через здешнюю чащу, однако рано или поздно они свое не упустят.

– Нам только… добраться… до Триковоя, – задыхалась Фу, взбираясь на кучу камней.

Чумные маяки подождут, Завету придется ее простить, а мертвым богам нужно подобреть, чтобы они с принцем сумели выбраться из этой чертовой…

Лес прекратился.

Нет, не так: он не столько прекратился, сколько опустошился. Земля у них под ногами сделалась старой, затвердевшей грязью сплошь в камнях и сломанных сучьях. Впереди стояли сотни деревьев, серые и голые, лишенные коры и иголок, если не считать кисточек у мертвых макушек.

Па называл их «призрачными лесами», участками, которые грязевые оползни слизнули за мгновение ока. Сейчас единственное, что Фу видела перед собой, так это тысячи тысяч королевских духов да зубы Триковоя на склонах меньше чем в лиге от них.

Сзади поднялся топот копыт.

Они с Жасимиром бросились в призрачный лес, направляясь точно к крепости. Земля сопротивлялась и скользила у них под ногами, ветви качались, засохшая грязь шла буграми, то и дело подворачивались камни. Фу молилась о том, чтобы всадникам приходилось еще хуже.

Над ее головой пролетела стрела, ударившись в ствол призрачного дерева.

В одно мгновение языки пламени вспыхнули в каждой капле трупожара. Жасимир рванул ее назад, а дерево уже взревело колонной белого огня.