Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер

Тут возникла реальная проблема. Новые туристы предпочитали кондиционированные салоны и залитую неоновым светом веранду «Прибрежного бара Арканджело» старомодному интерьеру «Дома на краю ночи». Компания il conte отгородила для них часть берега в заливе, где они могли лежать в пластмассовых шезлонгах. В прибрежном баре подавали американские коктейли и виски в хрустальных стаканах. Туристы нового поколения довольствовались роскошью гостиницы и кондиционированного бара Арканджело, им не было никакой нужды тащиться по жаре в город.

– Но я все-таки не понимаю, как можно предпочесть тот бар этому, – не успокаивался Бепе. – Арканджело берет сто пятьдесят лир за чашечку кофе, который на вкус как ослиная моча.

– Замани этих туристов, – убеждал Роберт Марию-Грацию, переживая за нее. – Пригласи их сюда. Они полюбят остров, как полюбил его я, когда впервые увидел. Только ты сможешь их убедить.

Однажды утром двое туристов из гостиницы все-таки отважились подняться в город. Их заметили на площади, вскоре после того как колокол отзвонил к мессе, они нервно топтались под пальмой. Мария-Грация, подбадриваемая близкими, подошла к двери.

– Добро пожаловать, – сказала она по-английски. – Заходите.

После довольно жаркого обсуждения пара переступила порог бара.

– Кофе? – предложила Мария-Грация. – Чай? Печенье?

Бледнокожие, светловолосые гости оглядели стариков-картежников, радиоприемник, настроенный на сицилийскую станцию, посмотрели на покрытые капельками влаги холодные шкафчики-витрины с рисовыми шариками и печеньем, на кофемашину. Мужчина сделал жест, как бы открывая книгу.

– Меню? – спросил он.

– Меню нет, – сказала Мария-Грация. – Мы приготовим, что вы захотите. Может быть, кофе? Рисовые шарики?

Мужчина покачал головой и в конце концов спросил, сколько стоит чай.

– Тридцать лир, – ответила Мария-Грация. – Три американских цента.

Но, еще раз напоследок изучив рисовые шарики, гости только переглянулись и вышли.

Цены в «Доме на краю ночи», как объяснил Бепе, были слишком низкие.

– У Арканджело двойные цены, – разъяснил Бепе. – Одна цена для туристов, другая – для рыбаков.

– Мы не можем так поступать, – сказал Роберт, возмутившись подобной попыткой поставить под сомнение честность жены. – «Дом на краю ночи» не такое заведение.

– Но туристы не любят, когда с них спрашивают меньше, чем они готовы заплатить. Вы сами видели, что делают все эти археологи, которые приезжают посмотреть на пещеры. Платят тридцать лир за кофе и восемьдесят лир оставляют сверху. Если вы просите меньше, чем они ожидают, они думают, что вы подаете им плохой кофе. Или они считают, что вы живете в бедности, как какие-нибудь козопасы дремучие, но в любом случае им от этого не по себе, Мариуцца.

– Но мы не можем объявлять две разные цены, – сказала Мария-Грация. – Это будет неправильно.

Арканджело, не испытывавший такого рода сомнений, процветал.

Амедео был прав, сказав, что у Роберта терпение, как у святой Агаты. Эта черта во всей своей очевидности проявилась, пока росли мальчики. Роберт, который три года провел в военной тюрьме, пять лет ждал возможности вернуться на остров и еще четыре года, чтобы стать мужем Марии-Грации, точно имел внутри стальной стержень, который было не сломать детскими потасовками. Когда его сыновья ссорились, он спокойно выслушивал каждую сторону, выносил справедливый вердикт и с полной невозмутимостью осуществлял наказание, непреклонный, как директриса школы Пина Велла, разрешавшая конфликты своих учеников. Даже после самого утомительного дня у него оставались силы обнять жену за стойкой бара и убирать со столов, напевая местные песенки, в то время как у Марии-Грации не было сил эти песенки даже слушать.

Возможно, в терпеливости Роберта и таилась проблема. Может, будь он менее терпим к дракам сыновей, менее невозмутим, они бы лучше себя вели. Хотя кто знает, все могло бы обстоять и хуже.

Амедео же крайне болезненно воспринимал вражду внуков, напрочь забыв о жестоких битвах, что вели его собственные сыновья во дворике и в коридорах «Дома на краю ночи». Он любил Серджо и Джузеппино сильнее, чем своих детей, за исключением, может быть, Марии-Грации, но они частенько ввергали его в бессильную ярость.

Четырехлетнего Серджо частенько можно было застать с дедушкиной красной книжкой. Его трехлетний брат тоже уже начинал разбирать буквы. Чтобы никого не выделять, Амедео читал им вслух на террасе, угощая мороженым и историями в равном количестве. Серджо слушал, устремив взгляд за горизонт, задумчиво поднося ложку с мороженым ко рту, иногда и мимо. Джузеппино, наоборот, пинал стул, отказываясь сидеть спокойно. Он продолжал сучить ногами, пока не доставал брата, и тогда рассказ деда прерывался воплями. Однако, когда после чтения Амедео расспрашивал Джузеппино, тот помнил все и мог воспроизвести большие отрывки: «Это было про попугая, он залетел в окно и поведал девушке про десять белых коней с десятью всадниками в черных доспехах, что направлялись на войну…»

– Этот Джузеппино – умный мальчик, – говорил Амедео.

– Они оба умные, – убежденно отвечала Мария-Грация. – Потому что одинаковые.

Сообразив, что задел материнские чувства, Амедео торопливо поправлялся:

– Si, si. Конечно, оба умные. Я не это имел в виду.

Но не крылась ли проблема в том, что с ними обращались одинаково? Временами казалось, что у них нет ничего общего и что братья они случайные, а вовсе не кровные.

Амедео старательно записывал все достижения мальчиков в свой блокнот. «Серджо – 65 сантиметров», – писал он и ставил дату. Или: «Джузеппино впервые ел твердую пищу – горошек и ложечку пюре из carciofo[83]». И позже, когда мальчики пошли в школу, где на братьев нарадоваться не могли: «Серджо получил 7 по арифметике (сложение и вычитание)», «Серджо назначен старостой в классе, 1961/62 год», «Джузеппино выиграл приз в соревнованиях по бегу». Во всем, кроме спорта, лидировал Серджо. Но именно Джузеппино, великолепный атлет, похожий в этом на своего отца, впечатлял интеллектом. Он добивался всего играючи, вполсилы, словно чтобы не затмить всех.

К первому причастию Амедео подарил внукам сицилийскую сказку «Два брата», которую он выписал из книжного магазина в Сиракузе и завернул в красную бумагу.

Серджо и Джузеппино полюбили эту историю, как Амедео и предвидел. Хотя им больше понравилось про морского змея и ведьму, чем про чудесное примирение братьев, Амедео надеялся, что сказка заставит их понять, насколько ссоры бессмысленны и бесплодны.

– Главный герой сказки – младший брат, – утверждал Джузеппино. – Это он проявил милосердие к рыбке и всех спас.

– Нет! – возражал Серджо. – Разве не старший брат с самого начала завоевал принцессу?