Повседневная жизнь французов при Наполеоне - Андрей Иванов

А еще через несколько дней взорвалась бомба, подложенная под Империю: 29-й бюллетень!

Всё новые зловещие подробности увеличивали ужас впечатления от событий в далекой России. Обычно бюллетени называли и имена героев, и имена тех выдающихся воинов, офицеров и генералов, которые были убиты либо ранены. Но теперь главные вопросы не «кто погиб» или «кто ранен», а «кто выжил».

Неужели Наполеон побежден? Этого не может быть!

Что же случилось в столице Империи в отсутствие Наполеона?

Удаленный императором за свои республиканские убеждения, генерал Клод Франсуа Мале был посажен в Венсенскую тюрьму, а затем переведен в лечебницу Дюбюиссона. Там он составил, вместе с несколькими оппозиционерами, план свержения Наполеона. В ночь с 22 на 23 октября он бежал из-под стражи, вместе с сообщниками Бутро и Рато явился в казармы и уверил солдат в том, что Наполеон погиб в России.

Затем, освободив из тюрьмы Ла Форс Лагори, бывшего начальника штаба генерала Моро, а также Гидаля, участника заговора на юге Франции, этот авантюрист смог арестовать министра полиции Савари и префекта полиции Паскье.

«Планы Мале, — вспоминал Савари, — осуществлялись безукоризненно. Ему подчинились банк, казначейство, два батальона, ни один из которых не оказал сопротивления».

— Это произошло в Кремле, когда там находились наши войска. Армия отступает в смятении. Русские уже в Варшаве, — говорили солдатам Лагори и Пидаль о смерти Наполеона. Правдой было лишь то, что «армия отступает в смятении». Но многие верили и во все остальное.

С батальоном парижских гвардейцев Мале отправился к городскому коменданту Поллену, которому сообщил о смерти императора и объявил об учреждении временного правительства. Поллен, испытанный бонапартист, не поверил сообщению. Он потребовал документы.

— Охотно, — сказал Мале и выстрелил Поллену в голову. — Вот вам мои документы!

Он тяжело ранил Поллена, но затем был схвачен. Напрасно префект департамента Сена г-н Фрошо готовил зал для заседания «нового правительства» в ратуше. Мале судили военным судом и расстреляли вместе с сообщниками.

«Безмятежное настроение у общественности Парижа до того времени не было встревожено сообщением о каком-либо бедствии, но отдаленность императора и его армии от страны, жестокость русских средств обороны и пожар, уничтоживший почти всю Москву, вызвали смутные проявления беспокойства во Франции, — пишет секретарь Наполеона Меневаль[301], разделивший с императором опасности русской кампании. — Неожиданно обстановка резко накалилась в связи с безответственным поступком Мале, дерзость которого ошеломила Париж и власти Франции. Пассивность и бессистемность мер, принятых для того, чтобы противостоять заговору, продемонстрировали растерянность властей, которая могла бы оказаться фатальной, если бы действия заговорщиков были более согласованными.

Императрица вместе с сыном спокойно проживала в Сен-Юту, когда появление конного отряда гвардейцев, посланного военным министром, вызвало у нее сильное беспокойство за безопасность ее самой и сына. Она в пеньюаре и с распущенными волосами выбежала на балкон, выходивший во внутренний двор дворца, и только тогда получила первые известия о попытке заговора, которого совсем не ожидала. Однако ее испуг продолжался недолго.

Но что произвело глубокое впечатление на Францию и Европу, так это дерзость, с которой малоизвестный человек, не имевший ни денег, ни репутации, совершенно один и без сообщников сбежал из тюрьмы, чтобы попытаться осуществить захват государственной власти, который чуть было не увенчался успехом. Другими причинами всеобщего изумления были та легкость, с которой он сумел убедить войска в смерти императора, и та пассивная покорность, с которой муниципальные власти подчинялись его приказам.

Осознав необходимость своего присутствия в Париже, император, не хотевший покидать армию, пока она находилась в непосредственной опасности, в конце концов принял решение вернуться во Францию»[302].

29-й бюллетень был опубликован 16 декабря в правительственной газете «Moniteur». Шок был неописуемым. Начался ропот — среди богатых и бедных.

Французы любили читать бюллетени Великой армии. Эти листки не только сообщали о новых победах, но и будто передавали людям энергию, излучаемую великим человеком. Наполеон творил дела, достойные великой нации, и народ отдавал ему должное.

Император сам составлял тексты бюллетеней. Его умение выстраивать мощные, ясные и лаконичные фразы приводило людей в восторг и воспламеняло воображение. Он, как отмечает Бальзак в «Темном деле», обладал «особым, присущим ему красноречием, которое преображало трусов в героев».

И что они прочитали и услышали на этот раз?

«Французская армия с 14-го числа[303] была без кавалерии, без артиллерии, без обоза. Без кавалерии нельзя было разведать о движении русских, а без артиллерии — вступить в бой. Такое положение было весьма затруднительно; слабые люди потеряли присутствие духа, веселость и мужество».

Французы давно привыкли к «святой» лжи бюллетеней Великой армии. Победы заметно приукрашивались, потери разительно преуменьшались. И если продиктованные Наполеоном слова — только часть правды, то каковы же истинные размеры катастрофы?

— Что с нашими мужьями? Что с нашими мальчиками? — спрашивали друг у друга окончательно лишившиеся покоя жены и матери.

«Без кавалерии, без артиллерии… потеряли присутствие духа, веселость и мужество». Парижане и жители провинции вчитывались в эти строки, и их воображение дорисовывало жуткие картины распада и гибели славного войска.

«Из всего этого следует, что армия нуждается в восстановлении дисциплины, кавалерии и артиллерии… Прежде всего ей нужен покой.

Лошадей в кавалерии так мало, что признано необходимым соединить всех офицеров, имеющих лошадей, в четыре эскадрона, по сто пятьдесят человек в каждом; генералы занимают должность офицеров, а полковники — унтер-офицеров. Этот священный эскадрон… следил непрерывно за императором.

Его величество никогда не чувствовал себя в таком превосходном здоровье».

Последняя фраза вызвала раздражение. Полились потоки черного юмора. «Семьи, осушите слезы, Наполеон здоров!» — восклицает Шатобриан.

«Вот, все мои предчувствия сбылись! — кликушествовал Тибодо[304], бывший член революционного Конвента. — Эта кампания станет роковой для Империи, гибельной для Франции».