Обрывок реки - Геннадий Самойлович Гор
Шрифт:
Интервал:
– Я ему не должен, – сказал Нот.
– Как не должен? – сказал Тютька. – Нос обещал. За свой нос получил пять собак и два пуда рыбы.
– Это варварский обычай продавать нос. Нос – это есть часть вашего лица, – сказал господин Сита. – Но я не намерен ломать ваши обычаи. Вы обещали господину Тютьке свой нос и получили за нос пять собак и два пуда рыбы. Вам придется отдать нос, раз вы его продали.
– Нет у нас такого обычая, чтоб резать нос, – сказала Ы. – Это не наш обычай. Это обычай Тютьки.
Господин Сита посмотрел на Ы, подняв брови. Потом он опустил брови и, показав на Ы пальцем, спросил Тютьку:
– Это кто?
– Это сучка, – сказал Тютька. – Раньше она жила у меня. А теперь она от меня убежала и живет с Нотом. Не слушайте сучку, господин Сита. Пусть она лает.
– Ха, ха, ха, – сказал господин Сита. – Значит, это сучка? А я думал, это женщина.
– Гони их, Нот, – сказала Ы. – Толкни их, чтоб они упали.
– Ух! – сказал Тютька, – ух! ух! Отдай долг!
– Да, – сказал господин Сита. – Кажется вас зовут Нот? Подойдите к свету, господин Тютька отрежет вам нос. А вы, супруга господина Нота, госпожа сучка, отвернитесь или выйдите. Вам будет тяжело смотреть, как господин Тютька будет отрезать нос вашему мужу.
– Ух! – сказал Тютька и вытащил нож из ножен, – ух! ух! Вот я наконец отрежу нос. Ух! ух! И брошу нос собакам.
Нот пнул Тютьку ногой в живот.
– Ой! ой! – сказал Тютька, – ох! ох!
Потом Нот подошел к господину Сита, взял господина Сита и выбросил его в снег.
– Что ты сделал, Нот? – крикнула Ы.
– Я что сделал? – сказал Нот. – Я взял господина Сита и бросил его в снег. Пусть он поест снег, на котором лежали мои собаки. Пусть он поест снег.
– Нас теперь, пожалуй, зарежут, – сказала Ы.
– Не знаю, – сказал Нот. – Надо запрягать собак. Может, мы и убежим за море. Море замерзло. Мы переедем море на собаках. Море здесь неширокое. Тот берег недалеко, советский берег. Может быть, мы успеем уехать на тот берег.
1940
Спящие реки
1
Каракулов был легкий, как ветка.
Его дом стоял в весенней траве у горы, где на верхушке вздрагивало озеро. Под окном неслась река среди кедров. По ветвям бегали белки.
В доме была мать. Мать была крикливая, несправедливая, скупая. Не может быть, чтоб она родила его. Наверно, его принесла к ней река или она нашла его в лесу, когда ходила за грибами, или украла в гнезде, разорив птиц.
С крыльца мать звала его. Она кричала ему: «Цып! цып!», словно он был птицей.
– Почему ты меня родила не птицей? – говорил он матери. – Был бы я птицей, я бы от тебя улетел.
Он любил все светлое: окна, распахнутые двери, полные ветра, небо между ветвями, озёра, солнечные дожди и спящие реки, лесные реки, полные хариусов и синих камней в горной воде.
– Особый он у меня, – жаловалась мать, – характер у него птичий!
На воде он сидел как утка. Как белка, прыгал с ветки на ветку. По земле бегал, быстроногий, как косуля. Ночевал вместе с птицами на деревьях, в лесу гонялся за зайцем, нырял в студеном озере, в озере, ставшем черным от опавших листьев, почти окаменевшем. И не было для него ни окон, ни дверей, ни замков в чужих домах.
Во многих домах у соседей, когда подрос Каракулов, стали случаться непредвиденные события.
Мужчины, вытаскивавшие из кармана пустые кисеты, вдруг убеждались, что они полны табака.
2
В этом краю жил почти святой человек. Жил он во втором этаже и ждал смерти. Мечтал сходить в Иерусалим, но не успел.
– Нет, не дойти мне до Иерусалима! – говорил он себе. – Ноги уже не те. Вот если бы текла река у меня под окном, до самого Иерусалима, сел бы я на пароход и поплыл.
Как-то вечером, сидя у окна, он услышал голос с неба, детский голос.
– Мефодий Абрамыч, – сказал детский голос с неба, – выскажи желание, я его исполню!
– А ты кто такой? – спросил Мефодий Абрамыч. – По голосу слышу, ты ребенок. Что ж, я за свои молитвы взрослого разговора не заслужил?
– А ты был ли когда ребенком? – спросил детский голос с неба.
– Когда на руках у матери лежал.
– Рыбу доводилось ли тебе ловить в речке?
– У моего отца была рыбная лавка.
– Из птичьих гнезд воровал ли яйца?
– Зачем спрашиваешь? Если ты с не6а, так сам должен знать.
– Какое твое желание? – спросил детский голос.
– Мое желание только дети не знают, – ответил Мефодий Абрамыч. – Хочу я в Иерусалим.
– Тебя в Иерусалим снести или сюда тебе его подать?
– Реку бы мне сюда под окно! Пароход, если можно!
– Пароходов в нашем краю нет. Лучше я принесу Иерусалим сюда.
– Ладно! – согласился Мефодий Абрамыч. – Неси!
Во дворе Мефодия Абрамыча было лето. В доме же его была зима. Перед окном стоял высокий забор и заслонял от Мефодия Абрамыча природу.
В доме Мефодия Абрамыча было душно, а сам Мефодий Абрамыч был зимний человек: летом ходил в валенках и в ушканьей шапке, уши затыкал ватой, чтобы не слышать соседей; природу он не любил и жил мечтой о далеком и прекрасном крае, ждал тот день, когда голос с неба исполнит свое обещание и покажет ему Иерусалим.
Подходя к окну, Мефодий Абрамыч замирал: ему казалось, что Иерусалим уже тут, но, видя забор, он отходил от окна.
Забор стоял на вязком месте. По ту сторону забора хрюкали свиньи и останавливались прохожие по своей нужде.
Было легкое утро под окном. Где-то пели птицы. Речка шумела, падая с горы, а в речке, подоткнув юбки, стояли бабы, полоскали белье.
– Мефодий Абрамыч, – раздался детский голос с неба, – принимай Иерусалим!
– Господи! – сказал Мефодий Абрамыч, и сердце его затрепетало.
– Тут он, у меня в руке, – продолжал голос, – да негде поставить. Не задавить бы свиней!
– Задавишь – так и заплатишь. Надо поаккуратнее!
– У меня рука устала его держать, – сказал детский голос. – Он ведь тяжелый!
В это время что-то зазвенело, словно стеклянный кувшин упал на камни и разбился.
– Я его уронил, – сказал детский голос.
Эх ты! Не можешь в руках удержать, а еще ангел!
– Ладно, – сказал детский голос, – я тебе покажу его во сне.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!