В поисках агента. Записки офицера КГБ - Грегори Файфер

Мейджор подумал, что Хансен прав. Штаб-квартира Бюро представляла собой гигантский бюрократический аппарат. Позже он понял, что Хансен не просто теоретизировал, а высказывал здравые мысли на основе собственного опыта работы. Когда Мейджор ознакомился с материалами судебного разбирательства дела Хансена, он убедился, как быстро — в зависимости от обстоятельств — менял оперативную тактику его бывший подчиненный, то есть делал как раз то, в чем когда-то убеждал Мейджора.

В большинстве разведывательных операций контрразведка обращает основное внимание на свой объект — сотрудника разведки противника, о котором кое-что знает и которого реально видит, а не на агента, с которым тот работает и о котором контрразведчикам в подавляющих случаях пока ничего не известно. Поэтому с точки зрения оптимальных условий безопасности всегда имеет смысл снижать активность разведчика и увеличивать активность агента. Именно это всегда пытался делать Хансен, работая с советской разведкой. Агент использовал метод OODA на практике, каждый раз проверяя ФБР на этом, мы же просто следовали его тактике. Мейджор с сожалением признался себе, что было практически невозможно внедрить этот метод в практику работы такого бюрократического монстра, каким является ФБР. «Но в конце концов Хансену удалось нас убедить».

5

Работать с агентом, о котором тебе практически ничего не известно, — такое самым лучшим вариантом не назовешь. Хотелось бы знать об «Источнике» как можно больше, это в равной степени относилось ко всем агентам. Переусердствовать в этом было нельзя из-за опасности скомпрометировать его нашими усилиями, и, естественно, никто не собирался рисковать ценной информацией, которую мы получали от агента. Поэтому резидентура начала понемногу и спокойно собирать о Хансене любые сведения физического характера, которые могли бы в итоге привести нас к нему. Несмотря на всю осторожность по обеспечению безопасности агента, нам удалось получить и сохранить два вещественных доказательства, которые пятнадцать лет спустя все-таки помогли установить его личность: записанный на пленку разговор с ним по телефону и пластиковый пакет, который он использовал для передачи нам секретных документов, где удалось обнаружить отпечатки его пальцев. Эти вещи хранились в Ясенево вместе с оперативным делом на агента.

Но все это было сделано гораздо позже. В данный момент для меня было более чем достаточно работать сразу с двумя столь ценными для советской разведки агентами. Содействуя проникновению в самую гущу контрразведывательных операций нашего «главного противника» в лице ЦРУ и ФБР, мы считали своей основной задачей — повторю это еще и еще — обеспечение безопасности источника и создание нормальных условий для его работы. Поэтому, когда Фефелов, действуя в соответствии с полученными от «Источника» инструкциями, 3 марта 1986 года заложил для него тайник «парк», я был сильно встревожен, узнав, что агент почему-то не изъял находившееся в тайнике вложение.

Подобного рода осложнения в разведке случаются довольно часто. Малейшее подозрение опасности заставляло агентов пропускать даты назначенных встреч или тайниковые операции. Эймс даже приобрел «известность» частыми невыходами на запланированные встречи. Хотя я мог только надеяться, что такая же причина имеет место и в случае с «Источником», у меня не было твердой уверенности, что мы не потеряем одного из двух наших суперагентов. Мы ждали обговоренного с агентом сигнала. За днями следовали недели, за ними — месяцы, но Хансен молчал. В итоге я должен был признать очевидную возможность, что он решил прекратить сотрудничество с нами, хотелось надеяться — на время, либо он попал под подозрение или даже был арестован. Мне ничего не оставалось делать, как только ждать.

В конце июня, почти восемь месяцев спустя после последней операции с ним, «Источник» прислал Дегтярю письмо. Я вздохнул с облегчением. В письме Хансена сказано следующее: «Прошу извинить меня за долгий перерыв в нашей связи. Я хотел удостовериться, существуют ли основания для моего беспокойства. Причиной был один прочитанный мною документ. Когда ФБР смогло допросить Виктора Гундарева, ему был задан вопрос: знает ли он Виктора Черкашина? Меня этот вопрос насторожил».

Виктор Гундарев был сотрудником линии «КР» в нашей афинской резидентуре, который сбежал к американцам 14 февраля 1986 года. Мы с ним не были знакомы, и я не мог вообразить, что побудило ФБР задать такой вопрос, кроме как стандартная практика контрразведки собрать как можно больше информации об интересующем ее лице.

Далее агент продолжал: «Я не обнаружил никаких признаков, указывающих, что Виктор Черкашин имеет на связи важного агента, и поэтому пришел к заключению, что это была обычная практика, когда мое начальство периодически выходит из спячки, чтобы дежурным образом справиться, а что там делают руководители вашингтонской резидентуры. Правда, этот эпизод все же вынуждает меня спросить, имеет ли возможность ФБР отслеживать ваши денежные потоки, то есть, например, узнать, получал ли Виктор Черкашин большую сумму денег для агента? Мне лично не известно, что такое возможно, но я могу и не знать обо всех источниках получения подобной информации».

Затем «Источник» сообщил, что если мы намерены продолжать с ним работать, то должны в следующем месяце поместить объявление в газету «Вашингтон таймс». Он позвонит по телефону, номер которого будет указан в нашем объявлении, и назовет другой номер, по которому надо перезвонить, предварительно набрав цифру 212 (код Нью-Йорка). Этот звонок должен последовать через час с момента его звонка. В конце письма стояла подпись — Рамон. Если контакт произойдет, как предлагал Хансен, это будет первый случай «живой» связи с агентом, отличающийся от используемого им ранее обмена письменными сообщениями. Мне было важно собрать о нем как молено больше данных, что означало необходимость записать на пленку весь ожидаемый с ним разговор по телефону.

Мы начали готовить для агента передачу. Она включала деньги в сумме 10 000 долларов. Мы все еще не теряли надежды начать контролировать его действия, не вызывая этим его недовольства. Хотя «Источник» ранее наотрез отверг нашу инициативу, мы, тем не менее, опять предложили ему воспользоваться двумя тайниками, подобранными резидентурой. В своем письме мы также сообщили агенту информацию, позволяющую ему в случае необходимости вступить в контакт с советской разведкой в Вене.

В течение обозначенных «Источником» четырех последовательных дней в июне мы поместили в газете «Вашингтон таймс» точный текст его объявления: «DODGE-71, DIPLOMAT, NEEDS ENGINE WORK, $ 1000. Phone (703) 451-9780 (CALL NEXT Mon., Wed., Fri. 1 p.m.)»[2].

Мы дали номер телефона-автомата, находящегося около торгового центра в пригороде Вашингтона, в штате Вирджиния. Он был недалеко от тайника «парк», что облегчило бы операцию по его закладке, как только нам удастся возобновить связь с агентом. В следующий понедельник в назначенное время изрядно вспотевший Фефелов сидел в телефонной будке. Наконец раздался звонок. Оперработник поднял трубку и услышал четкий и ровный голос, в точности воспроизводивший текст, который должен был сказать «Источник»: «Здравствуйте, меня зовут Рамон. Я звоню насчет машины, объявление о продаже которой Вы дали в газете “Таймс”».