Сотворение мира - Гор Видал

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 176
Перейти на страницу:

Тридцать членов тайного совета сидели на низеньких диванах в комнате с высоким сводом на первом этаже дворца. Судя по всему, комната эта соответствует Второй палате нашей канцелярии. Когда я вошел, Аджаташатру поднялся мне навстречу. Я низко поклонился — тестю и принцу. Он подошел и обнял меня за плечи:

— Вы покидаете нас, драгоценнейший! О, пожалуйста, скажите, что это не так!

Но на этот раз в глазах у него не было слез. Его глаза сверкали, как у тигра, когда он смотрит на тебя с дерева.

Я произнес цветистую и учтивую, заранее подготовленную речь. Потом Аджаташатру увлек меня в дальний конец комнаты и понизил голос, как это делают во дворцах по всему свету:

— Мой драгоценный, скажите царю Пасенади, что его племянник печется о нем, как родной сын.

— Скажу, мой принц.

— Скажите ему, — Аджаташатру уже шептал мне в ухо, дыша кэрри, — скажите ему как можно деликатнее, что нашей полиции стало известно: скоро на его жизнь произойдет покушение. Очень, очень скоро. Вы понимаете — и он поймет, — что мы не можем предупредить его открыто. Нам было бы неловко признать, что у нас в Кошале есть агенты. Но вы — вы человек нейтральный. Вы приехали издалека. Вы можете сказать ему: пусть будет настороже.

— Но кто замышляет против него? — Тут я позволил себе придворное вдохновение: — Федерация республик?

Аджаташатру был, очевидно, благодарен за подсказку. Самому ему такое не сразу пришло в голову.

— Да! Они хотят повергнуть Кошалу в руины — она и так уже почти в руинах. Вот почему они вошли в сговор, тайно и, о! столь коварно. — Аджаташатру беззвучно произнес имя: — С Вирудхакой, сыном царя.

Не знаю, почему меня это так потрясло. В конце концов, человек, в честь которого мне дали имя, убил своего тестя. Но тесть — не отец, а священное почитание отца является одной из основ арийского морального кодекса. Поверил ли я Аджаташатру? Не помню, это было так давно. Но подозреваю, что нет. Его манера говорить напоминала птичье пение: много трелей, щебетания, и воздух прямо-таки звенит от бессмысленных звуков.

В полдень следующего дня Варшакара проводил меня до самых ворот Раджагрихи. Передовая часть каравана отбыла еще до рассвета, и голову от хвоста отделяло около двух миль. Я ехал в середине, с горсткой членов своего посольства. Я так и не решил, возвращаться мне с караваном в Персию или нет. Два года отделяли меня от настоящей жизни, два года, в течение которых я не получил ни одной весточки из Суз. Я чувствовал себя брошенным, если не сказать большего.

— Мы считаем Пасенади нашим добрым союзником. Варшакара плюнул бетелем в собаку какого-то парии, оставив на ухе пса малиновый след. На севере, насколько хватало глаз, медленно ползли тысячи запряженных быками повозок с железом, поднимая облака желтой пыли. Металл был исключительно высокого качества благодаря одному из членов моего посольства, сумевшему научить магадханцев выплавлять железо по персидскому способу.

— Потому что слабый союзник — добрый союзник? — Шутить с Варшакарой было все равно что дразнить тигра в ненадежной клетке.

— Иногда так, а иногда и нет. Но мы определенно предпочитаем старика сыну.

Мы находились в середине шумной индийской толпы, и вряд ли кто-то мог нас подслушать.

— Это правда? — спросил я.

Варшакара кивнул:

— До конца дождливого сезона в Кошале будет новый царь.

— Надеюсь, в это время меня там не будет.

— Надеюсь, вы сможете это предотвратить.

— Каким образом?

— Нужно предупредить старика. Я уверен, сильный царь в Кошале нужен Персии не больше, чем нам.

— Как там может быть сильный царь, когда страной управляют буддисты?

Варшакара удивленно взглянул на меня:

— Но это не так. А даже если и так, какая разница?

Очевидно, он забыл свои же слова об опасности существующему порядку со стороны буддистов и джайнов. Я решил, что он не в себе, и осторожно напомнил:

— Насколько я понял, монастыри полны республиканцев и они ведут целенаправленную деятельность на ослабление Кошалы — и Магадхи тоже.

— Совсем наоборот! — Варшакара опроверг все, что говорил мне по дороге в Варанаси. — Джайны и буддисты оказывают нам неоценимую помощь. Нет, это сам Пасенади заблуждается. Он святой человек и думает только о следующем мире… или вообще не о мире, а уж не знаю, о чем это люди думают. Этим можно восхищаться, но не в царе. Старому дураку давно пора бы отречься. Тогда бы мы могли… усмирить сына.

Меня не интересовал анализ характера Пасенади, прежде всего, потому, что я не верил ни единому слову Варшакары во всем, что касалось политики, но я с любопытством отметил, что теперь распорядитель двора одобряет буддизм. И я спросил почему.

— Всякая религия, утверждающая, что этот мир — страдание, от которого нужно избавиться молитвами, уважением ко всему живому и отказом от земных желаний, оказывает правителю огромную помощь, — произнес Варшакара, и ответ показался мне искренним. — Ведь если человек не стремится к материальной собственности, он не желает того, что имеем мы. Если люди чтят все живое, они не попытаются убить нас и свергнуть наше правительство. Честно говоря, через нашу тайную полицию мы пытаемся поощрять джайнов и буддистов. Естественно, если мы увидим в них угрозу, то…

— Но их добродетели совершенно неприемлемы. Они не работают. Живут милостыней. Как сделать из них солдат?

— Мы и не пытаемся. И потом, это относится к монахам. Большинство джайнов и буддистов просто почитают Махавиру и Будду, а в остальном продолжают заниматься своим делом, как и другие, — с одним отличием: они причиняют меньше хлопот.

— Потому что в душе сочувствуют республикам?

Варшакара рассмеялся:

— Пусть и так, что они могут? Все равно земные дела их не интересуют, и это очень устраивает тех, кто целиком предан земным делам.

Подъехала моя повозка, и мы распрощались с Варшакарой. Затем мы с Каракой протолкались к моей охране. Воины были одеты по-индийски, но вооружены по-персидски. Я настоял, чтобы повозку снабдили навесом и мягкими сиденьями. К моему удивлению, это было исполнено. Когда мы с Каракой уселись, возница хлестнул быков, повозка дернулась, и мы пустились в двухсотдвадцатимильный путь до Шравасти.

Амбалика со мной не поехала, потому что ее лихорадило. К тому же она могла быть беременна, и мы решили, что путешествие может оказаться для нее опасным.

— Но вы вернетесь, ведь правда? — Амбалика выглядела несчастной девочкой.

— Да, — сказал я. — Как только кончатся дожди.

— Тогда вы увидите, как я рожу вам сына.

— Буду молить Мудрого Господа, чтобы быть к тому времени дома. — Я обнял ее.

— Следующей зимой мы все втроем поедем в Сузы, — твердо сказала Амбалика.

1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 176
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?